Владимир Лорченков - Хора на выбывание

— Смешно! Хорошо, — примирительно сказал барон, — говорят, что лучше всего в день рождения дарить подарки, а не получать их. Давай письмо, я подпишу. Но поля мака, — эти краснеющие ковры на зеленом полу Молдавии, которые здесь лишь для того, чтобы порадовать глаз старого, умирающего барона, — поля оставят?

— Разумеется, — сказал журналист, пряча подписанное письмо в карман, — разумеется, оставят. Тем более, что наш президент коммунист, а для них красный цвет священный! Значит, и маки…

— Эй, — забеспокоился барон, — это ты что, насчет доли намекаешь?!

— Все в порядке старик, — похлопал его по плечу посланник, — оставайся единственным акционером своих полей. Пью за твое здоровье!

Через полчаса он выезжал из села и заблудился.

— Скажите, — высунул голову из окна машины журналист, завидев прохожего — где самая короткая дорога на север?

— М-ам-а-м, — невнятно промычал тот.

Журналист нервно закурил. Прохожий был очень похож на цыганского барона.

Уже вечером, сидя на балконе гостиницы с бутылкой «Траминера», журналист позвонил в круглосуточно работающий штаб и велел узнать у экс-премьера Зубука истинные причины сделки с МИГами.

— Так и спросите, — сказал он, посасывая из бутылки, — правда ли, что МИГи поменяли на джипы только потому, что цыганскому барону из Сорок хотелось иметь автомобиль, побывавший во Вьетнаме?

В штабе с поручением справились. Под утро журналисту сообщили, что экс-премьер Зубук, услышав вопрос, положил трубку и наскоро повесился в ванной.

— Ну, а теперь что с ним делать? — спросил Юрий целительницу, подмывавшуюся в тазу, освященном когда-то патриархом.

— К языку его приколота маленькая записка, — видишь? — указала Мария Юрию на рот мертвого отца, лежавшего в полуприкрытыми глазами. — Когда захочешь, чтобы он снова впал в забытье, вынешь записку изо рта и все. А если захочешь, чтобы он уже навсегда умер, сожжешь записку. До тех пор он — твой раб.

— А сработает? — усомнился Юрий.

— Ну, — нерешительно сказала Мария, — по крайней мере, я такой фокус видела в фильме «Поцелуй дракона».

— Кстати, шалопай, — игриво замахнулась она полотенцем на Юрия, — не хочешь сводить девушку в кино?

— Сынок, — хрипло и как-то по нездешнему обратился отец к Юрию, — только прилег я… Отпустил бы ты меня…

— Никак не могу, папа, — ответил сын, — обмываясь в использованной уже воде, — Вы мне весь имидж испортите, если кто-то узнает, что вы — покойник. Партия-то у меня христианская, между прочим. Вот и пришлось бы мне по вас 40-дневный траур держать. А я никак этого сделать не могу. У меня, папа, бой тысячелетия. Войдите в положение! Кстати, папа… Вина не хотите?

— Долго ты его так держать будешь? — спросила Мария Юрия.

Они стояли на кухне. Юрий машинально пробовал лезвие кухонного ножа на ногте.

— Не знаю. До конца, наверное. Победим или проиграем. Потом вытащу записку, сожгу и пускай старина отдыхает. Заслужил.

— А-а-а, — равнодушно сказала Мария.

Отвернувшись от Юрия, женщина дрожащими руками сыпала в кофе какой-то химикат для травли насекомых, который нашла, когда заходила минутой раньше в туалет. Она все поняла, когда Юрий сказал в комнате отца, — «если кто-то прознает», — и слова эти почудились ей белой марлей, которой в Молдавии бедняки покрывают покойников вместо савана. Она боялась не успеть. Боялась не зря.

— Э-э-эхх-х…, - сказал Юрий, и через мгновение вытащил с поворотом нож из спины целительницы.

Та медленно опустилась на пол, обтерев грудями кухонную мойку.

— А еще, — укоризненно прошептала Мария, — хри-сти-анин….

Потом дернула челюстью и затихла.

— Это же надо, — растерянно сказал Юрий, — с первого раза, в первый раз, в сердце попал… Тело бы спрятать…

Потом подумал, и, в ступоре, добавил, пнув целительницу в совсем еще горячий зад:

— На себя посмотри, сука! Язычница!!!

Оттащив труп в спальню, Юрий приподнял подбородок отца, и сказал, глядя ему в глаза:

— Ты — зомби. Как я скажу, так и сделаешь. Хочу, чтобы ты ее съел. Всю. Чтоб даже намека на тело не осталось. Слюну ты уже не вырабатываешь, так что, если понадобится, запивай вином. Ну, я выйду на полчасика.

Через полчаса Юрий зашел в спальню. Отец лежал на кровати, медленно шевеля челюстями. На полу валялась одежда целительницы и два черных пучка. Юрий наклонился, чтобы разглядеть.

— Воля твоя, сынок, — внезапно заговорил отец, и повторил, — воля твоя, только волосы я никак съесть не смог…