Глен Хиршберг - Дети Снеговика

Наша директриса миссис Джапп практически махнула на все рукой, хотя и заявила, что «данный поступок свидетельствует о нетипичном отклонении от здравого смысла». В разгар этой короткой нотации в дверях кабинета показалась миссис Ван-Эллис, прижимая к бедру грелку со льдом.

– Простите, мне очень жаль, – перебил я миссис Джапп. Мне действительно было очень жаль, и все же меня не покидало то щекочущее чувство, которое и толкало меня на озорство.

– А также о его адской изобретательности! – присовокупила миссис Ван-Эллис.

– Нэнси! – каркнула миссис Джапп и зацокала языком.

Мама забрала меня через сорок пять минут. По обыкновению она плохо смыла краску для волос, и неровная струйка засохла у нее на виске, как кровь из стреляной раны. Она мне даже не улыбнулась.

Я сидел в душной машине и чувствовал, что задыхаюсь. Мне хотелось задохнуться до смерти, прямо здесь, на пассажирском кресле. Мать ничего не замечала, пока я не превратился в то, на что люди смотрят и не видят, как говорила Терезина бабушка. Но когда мы въехали на нашу подъездную аллею, мать схватила меня за руку и посмотрела на меня долгим изучающим взглядом. У нее было такое серьезное, незнакомое лицо, что я перестал задыхаться и заплакал.

– Горе луковое, – заулыбалась она, поправляя мне волосы и одновременно поддерживая голову, словно боялась, что я упаду. – Где ж твое хваленое чувство защищенности?

Лето 1976 года было, наверное, тем самым чудом, о котором мечтал весь город. В центре над набережной маяками высились шпили-близнецы совсем нового, еще не согретого дыханием жизни комплекса «Ренессанс», величаво вознесшегося над пакгаузами и окрестными пустырями; они так зазывно сверкали стеклом и хромом, что вполне могли соблазнить новые семьи переселиться в эти пользующиеся дурной славой кварталы.

В один из не самых приятных июньских вечеров, когда душная мгла окутывала опоры прожекторов и ложилась на верхние трибуны, мы с отцом и моим восьмилетним братом Брентом отправились на стадион «Тигр»; два из наших мест оказались за столбами, и нам пришлось по очереди садиться на единственное нормальное, с которого хорошо просматривалось все поле, и тогда я впервые увидел Марка Птицу Фидрича. [15]Его пышные кудри клубились под кепкой, как взбухший от влаги попкорн. Форменные штаны были заляпаны грязью, потому что перед каждой подачей он резко падал на колени, чтобы разгладить неровности на площадке и пошептаться с мешочком канифоли. Во рту он вместо табака жевал слова, когда радовался своим подачам. Всякий раз как он выбивал кого-нибудь с поля (что бывало не часто даже тогда), допотопная звуковая система стадиона разражалась гитарно-ударным треском и вся толпа – а в то краденое лето трибуны буквально ломились от зрителей – вскакивала на свои коллективные ноги и начинала притопывать и раскачиваться под песню «Птица серфинга». [16]

В первый уикенд после окончания учебного года я установил на зарешеченной сеткой веранде свой «стратоматиковский» [17]настольный бейсбол, вскрыл пачку свежеотпечатанных фотографий игроков предыдущего сезона и разыграл первую игру «Мэттибольного» сезона 1976 года – «Детройт-Кливленд», проходившую на похожем на пещеру муниципальном стадионе. Бен Ольиви заслал Джима Керна в край восьмерки и принес победу «Тиграм». Я без лишних эмоций упаковал эти две команды в коробку, проверил график, вытянул Балтимор и Милуоки и продолжил игру. В тот же вечер после ужина я вышел на улицу, захватив перчатку, рукавицу и мяч, и трижды разыграл маневр Ольиви. В нужный момент я снова и снова вставал на залысину на газоне, которая служила мне основной базой, и мысленно посылал мяч че рез наш красный штакетник во двор Кевина Дента. В последний раз я заметил Кевина и его приятеля Грэнджа: они пробирались к кустам, чтобы за мной подшпионить. Скорчив мину, я застопорил речевой поток спортивного комментатора, встал на залысину, подбросил мяч в воздух и еще раз изобразил пробежку Бена Ольиви по базам, благополучно вернувшись на основную.

Моя мать в свободное от домашних забот время ходила в спецшколу проводить тесты с детьми, страдающими аутизмом. Брент смотрел по телику программы «Трепачи» и «Верная цена», а после полудня забегал за Деном, нашим веснушчатым соседом, и они отправлялись на Сидровое озеро. Отец трудился в научно-исследовательской лаборатории компании «Дженерал Моторс» и, приходя с работы, играл с нами и с гостями Брента в «стикбол», [18]а потом удалялся в гостиную чинить-паять свои динамики. Сколько я его помню, он все пытался выдавить из этого стерео хоть какой-нибудь звук. И вот в конце июня, собрав всю семью у себя в мастерской, он взмахнул рукой над черным ящиком, который у него назывался усилителем, и, пошевелив губами, как Марк Птица, на счет три нажал кнопку «вкл». Система разок рыгнула, пару секунд погудела и, взвизгнув, заглохла. Отец так просиял, будто ребенка родил.