Сергей Шаргунов: Чародей

— Везет чуваку! — Егор чмокнул губами, и в его малиновом лице всплеснула конвульсия сильного возбуждения.

Ваня молчал, ощущая стыд и нескладность, музыка прервалась. Он сидел, оглушенный серой снеговой шапкой тишины, обрушившейся на него. Мелко трясло. Он вдруг понял, что не понимает, как он здесь оказался, кто эти люди и зачем ему так называемая политика.

— Я не готов, — сказал Ваня просто.

— Что? — спросили Ефремов и охранник вместе.

В этот миг в зал ворвался Паша:

— Девочки приехали!

— Жирные? — поинтересовался Егор.

— Нормальные, — Паша трясся весельем на пороге зала.

— У меня резиновая женщина в чемодане, — упредил Ефремов и загромыхал в три горла.

— А я женат… — сиротливо протянул Ваня.

— Вы же вроде разводитесь? — поинтересовался Ефремов недоверчиво. — А! Правильно! Молодец! — сообразил он. — С младых мудей бойся компромата.

— Просто не охота, — признался Ваня.

— Нам же больше достанется! — Егор просиял, как свежевыкованный меч, отразивший печное пламя.

— Всю водку не выпьешь, всех баб, как говорится… — ответно расцвел Ефремов.

— А знаете, чему я радуюсь! Михаил Геннадьевич, разрешите доложить? — Паша аж заикался от счастливой щекотки. Тело его гибко извивалось на месте. — Подарок я получил. Волк-то был золотой! Жена СМСку прислала: квартира на Соколе освободилась. Мы ведь в Бутово живем. А на Соколе старуха древняя скрипела, женина тетка двоюродная, ну, Бог прибрал, жена над ней убивалась — ухаживать. Я так считаю: пожила, дай другим пожить… А квартира-то нам завещана. Вы не представляете, — он обводил объедки и опивки стола и застольную троицу влюбленным летящим взглядом. — Там четыре комнаты, балкон, кладовая, лепнина. Лепнина, Михаил Геннадьевич! У вас теперь шофер будет на уровне… Как космический пилот…

— Шкет, — не понятно, к чему произнес Ефремов с завистливой ухмылкой, и его круглый ус отпружинил вверх. — Значит, Иван, через недельку — на дело. Белая рубаха, черный костюмчик, галстук желательно красный с намеком, что пионер вчерашний. Слова тебе заготовят. Выучишь, как следует. Перед зеркалом отрепетируешь. Понял?

— Понял, — угодливо, ненавидя себя, сказал Ваня.

— Мужики, я на боковую. — Ефремов грузно поднялся, колыхаясь всем брюхом.

Охранники подскочили, и он оперся о них. Ваня вышел следом. Тотчас в зал бросились бабы-подавальщицы — убирать со стола.

На улице было тихо, мерцали снежинками сугробы по сторонам узкой, выцарапанной у снега, асфальтовой дорожки. За зданием «едальни» ароматно дымила в небо баня, ало пульсировали огоньки сигарет, слышались визгливые хохотки и задорное: «Ну, не толкайся ты, Лена!» — «А ты не прижимайся, Марин!» В конце дорожки высилось двухэтажное строение «опочивальни», сиявшее стеклянным вестибюлем.

— Гульнуть что ли на старости лет… — с сомнением проговорил Ефремов. — Я с детства любил париться… Отец баньку растопит засветло. Я иду, куда глаза глядят, возвращаюсь — темно-о-о. Только дым в небо, это банька в разгаре. Зайдешь, обмоешься, надышишься жаром, светло-о-о, глаза щиплет и режет… И спишь потом без задних ног. Ой, ребятки, как же мне сегодня хорошо-сладко! Давно такого не было!

— Это вам сладость в душу за то, что мы волка переехали, — захихикал Паша.

— Компромат завтра выйдет? — спросил Ефремов. — Завтра?

— Да, — сказал Ваня.

— И это сладко! — Депутат закурил.

Ваня ступил в сторону.

По сугробам, расталкивая темные свисающие ветви елей, он шел и шел, увязая, но все быстрее, охватываемый громом тайного оркестра, в абсолютную одинокую тишину — от визгливых девок, отрывистых фраз костолома Егора, хихиканья шофера Паши и трубного бахвальства депутата, от ненавистных звуков, заглушавших ту единственную музыку, ради которой и стоило жить.

Однако он вышел к очередному шуму, кто-то болтал у костра.

Возле огня стояли трое детей.

— Привет! — окликнул Ваня.

— Привет, — неласково буркнула девочка.

Остальные двое — подросток и маленький мальчик — ничего не ответили, увлеченно обжаривая по сардельке каждый на своей веточке.

— А что вы здесь ходите? — спросила девочка.

— Путешествую, — не нашел другого ответа Иван. — Хотите со мной?

— Дядя, не приставай, а то папку позову, — недоверчиво чиркнул по Ване глазами старший мальчик.

— У нас папа — повар, — нежно проговорил малыш.

— Главный повар, — важно поправила его девочка.

— Пойдемте воевать. Соберем ножи, вилы, косы… — Ваня, произнося бредятину, вошел в красный мигающий свет. — Идем в поход!