Алексей Колышевский - Взятка. Роман о квадратных метрах

– Завтра копать начинайте, – наказал я смышленому с виду узбекскому пролетарию.

– Копать, – повторил он. – Много копать нужно.

– Вот и давайте. Чем быстрей, тем лучше, – с нетерпением проговорил я, готовый уже сесть в машину вместе со своим «стартовым капиталом», но хитрый пролетарий стал говорить что-то насчет экскаватора, и я слегка приуныл…

Когда рабочий начинает рассуждать о том, что неплохо было бы сделать то или это, и при этом он, рабочий, будет стоять в сторонке и смотреть, как работает (за мои деньги) железный монстр с ковшом, это никуда не годится. Такого рабочего охота ударить лопатой много-много раз. Но отказать рабочему – значит лишить его мечты. Украсть надежду на то, что у него получится немного схалявить. Никто не заслужил того, чтобы у него крали его мечту. Даже российская футбольная сборная вправе мечтать о том, что когда-нибудь она попадет в финал чемпионата мира! Она, черт бы меня побрал, даже вправе мечтать о выигрыше, пусть и с минимальным преимуществом! Поэтому лучше в таком случае применить врачебную практику общения с безнадежным больным и пообещать, что все будет хорошо.

– Вы начинайте, а потом будет экскаватор, – с широкой улыбкой наврал я пролетарию, и тот поверил (можно подумать, что ему оставалось что-то еще в этой жизни, кроме как верить обещаниям таких пронырливых мерзавцев, как я) и дружелюбно махнул мне на прощанье. На фоне полутемного неба его пятерня показалась мне искалеченной куриной лапкой, все еще, впрочем, способной к тому, чтобы держать лопату. Каждый в жизни идет той дорогой, которая выбрала его, начиная с рождения, и если ты должен копать, то ты будешь копать.

Вновь та же гостиница, в которой на нас смотрели с бесцеремонным пониманием, и та же кровать, и та же блеклая чайная роза – женщина на этой кровати. Стонет и воет надсадно, получая от меня резкие укусы любви. Во второй раз я вполне уже свыкся со своей ролью полуавтоматического удовлетворителя и работал, как станок с программным управлением. Некислая такая попытка описания любовных утех производственным языком, не так ли? Чем-то напоминает песенку Тристана из фильма «Собака на сене»:

…Так и повелось: немногие светлые осенние часы я проводил на стройке, а вечерами мне приходилось удовлетворять мою стареющую благодетельницу. И если в ней с каждым нашим часом, с каждой совместно проведенной секундой разгоралась страсть, крепло омерзительное, самочье вожделение, то легко понять, что внутри меня все происходило с точностью наоборот. Я ненавидел в ней все: ее пальчики, ее короткие, полные пальчики с длинными, квадратными ногтями. Ее уже дряблые выше локтя руки, всё ее, долго и неаккуратно ношенное ею тело. Она брила лобок, и это было смешно и похоже на щипаную курицу. Ее груди венчали маленькие, совершенно мужские соски: почти без ореола, крохотные, словно обрезанные верхушки пипеток. Именно они вызывали у меня особенную неприязнь, я избегал смотреть на ее соски, я никогда не прикасался к ним пальцами, а уж тем паче языком. Им мне приходилось орудовать внутри щипаной курицы, так как Алла особенно ценила «куний лиз» (так однажды кто-то при мне забавно переврал слово «куннилингус»). Куний лиз…

Она любила уменьшительно-ласкательные названия, и из всех любимых ею уменьшительно-ласкательных названий самым любимым ее было слово «штучка». Она, должно быть, находила очаровательно милым называть мой член «штучкой», она называла «штучками» презервативы, и часто, в момент своего исступления, она вдруг на какое-то мгновение совершенно менялась, прекращала плаксиво стонать и просила:

– Одень, пожалуйста, штучку, милый. – Она называла меня «милый», а я в ответ хотел назвать ее каким-нибудь грязным, оскорбительным, уничтожающим словом, и каждому ее «милому», произнесенному ею в порыве страсти, соответствовало мое, мысленно произнесенное в ее адрес проклятье.

Однажды она заявила, что не намерена больше встречаться со мной «в этих отвратительных номерах», и, вытащив из сумочки ключ, серебристый ключ на длинной цепочке с брелоком в виде Эйфелевой башни, она покачала им перед моим носом. Я вел ее «Фольксваген» и, не отвлекаясь от дороги, спросил, что это за ключ.

– У тебя нет никаких предположений на этот счет? – «загадочно» спросила она, благодарная мне за мой вопрос, за то, что я подарил ей возможность преподнести мне сюрприз не молниеносно, а именно так, как любят это делать те, кто потратил на сюрприз кругленькую сумму. Поэтому не верьте, что кто-то совсем уж искренне любит делать подарки. Таким людям непременно надо видеть вашу искреннюю радость, ваш восторг, только тогда они насытятся и подарят вам еще что-нибудь.