Луи де Берньер - Сеньор Виво и наркобарон

В его снах неясно маячили расплывчатые лица друзей и родных, которые давали противоречивые советы и что-то объясняли. Его то возносило к уверенному предчувствию, что все будет хорошо, то швыряло в бездонную пустоту каждодневной жизни.

Наяву периоды ледяного спокойствия сменялись периодами угрожающей ярости, потом – безграничного самоуничижения, потом изнеможения и сонливости, Дионисио вновь душили кошмары, и он в ужасе просыпался весь в поту. Приходила бессонница, и тогда он накручивал километры в ночи, бегая с закрытыми глазами, но ни на что не натыкаясь, отжимался до хруста в костях, сотни листов исписывал никудышными стихами, заворачивал в бумагу подарки для Аники и складывал в коробках в комнате Хереса.

Он написал ей письмо: они должны увидеться в последний раз, больше никаких просьб не будет, он чувствует, что умирает, и ему нужно увидеть ее лицо, услышать ее голос. К его изумлению, она ответила и согласилась. Назначила время и назвала столичный ресторан. Умоляла его никому о своем отъезде не говорить.

Сама Аника не сорвалась только потому, что знала, что происходит, и верила – настанет день, и все поправится. В отличие от Дионисио, она окунулась в занятия искусством и мысли о ребенке, в ней созревавшем, – все это помогало отвлечься, и одиночество мучило меньше. Но она согласилась встретиться, потому что ничего не могла с собой поделать.

Дионисио, между тем, набросился на ученика, посмеявшегося над чужим несчастьем. Выволок его из-за парты и спустил с лестницы. Студенты поменяли Дионисио прозвище: теперь он был не Рыцарь Печального Образа, а Самсон, и директор вызвал его к себе, твердо намереваясь уволить. Но, взглянув на Дионисио, живо припомнил историю Филоктета, [41]оставленного на острове с гниющей ногой и вечной горечью в сердце. Перед лицом столь грандиозного горя директор решил написать генералу Coca и настойчиво просить его забрать сына в оплаченный отпуск.

Генерал произвел в городе фурор, прибыв на громадном боевом вертолете, который приземлился на площади во время концерта мексиканского оркестра, совершавшего гастрольную поездку по зарубежным странам. Генерал намеревался убить двух зайцев: припугнуть местных наркобандитов, чтоб они в штаны наложили, а также раз и навсегда продемонстрировать сыну, что отцовская любовь не знает пределов и границ. Для начала вертолеты сдули у мексиканцев опереточные сомбреро и оторвали наклеенные усы «а ля Сапата». [42]

Генерал с двумя вооруженными до зубов солдатами прошагал вверх по улице Конституции и без стука вошел в дом. Дионисио, скрестив ноги по-турецки, сидел посреди комнаты в беспорядочном нагромождении коробок, пустых бутылок и окурков, а по бокам кошачьей стражей богини Бает расположились два ягуара-подростка.

Генерал побросал кое-что из одежды Дионисио в чемодан, затем подхватил сына под мышки, поставил вертикально и обнял, но тот на объятие не ответил, так и стоял, опустив руки с дрожащими пальцами. Отец отметил сыновний взгляд аутиста – видимо, Дионисио отбыл в длительное путешествие к небесным сферам и сейчас находился где-то среди звезд.

Собравшиеся поглазеть на отъезд решили, что солдаты, которые заботливо подсаживали Дионисио с кошками в вертолет, на самом деле совершают похищение. Потом прошел слух, что морская пехота захватила Дионисио Виво и вывезла в США за очернительство американской внешней политики, прозвучавшее в последнем письме о наркоторговле. Последовала очередная волна антиамериканских настроений.

Вид сына привел маму Хулию в ужас. Голову облепляли сильно отросшие истончившиеся волосы, густела борода, появился взгляд межзвездного скитальца, чьи глаза источают невидимые миру слезы обильнее, чем кровоточит истерзанное сердце Иисуса. Мама Хулия сбрила Дионисио бороду и остригла волосы, поскольку считала богохульством так походить на мессию.

Проведя два дня в постели со свернувшимися рядом кошками в беспробудном сне, каким спят покинувшие этот мир, Дионисио пробудился и выбрался из кровати в полнейшем равнодушии ко всему. Он сошел вниз и увидел всю семью в сборе за кухонным столом; они поздоровались так, будто он сосед, заскочивший на минутку одолжиться кофейком: в хороших семьях никто не отдаляется, и нет нужды при встрече прыгать от восторга.

Дионисио сказал, что вскоре повидается с Аникой. Сестры, которые перед тем, не дрогнув, два дня ехали сюда по жаре, сообщили, что безошибочное чутье женщин рода Монтес Coca подсказывает им: Аника без тени намека на колебание ждет от него предложения руки и сердца. Мама Хулия с практичностью, свойственной женщинам ее линии, сказала, что пройдется с Дионисио по магазинам и купит ему новые брюки и туфли, чтобы он сделал предложение в одежде, которая не несет отпечатка прошлых горестей, и посоветовала надеть Анике на палец перстень короля Португалии, пока не найдется подходящая замена.