Александр Ольшанский - Стадия серых карликов

С таким риторическим возгласом он скрылся с глаз сварщиков, унося от них сразу две трешки: ту, которую им обещал, и ту, на которую они претендовали. Уносил, если говорить всю правду до конца, то, чего у него не было. И в ответ на его туманное «До завтра!», воспринятое сварщиками как наглый отказ от уплаты по договоренности, они пообещали при первом же ремонте приварить на его самосвале задние колеса к дверцам кабины, а фары — к кардану.

Посмеясь про себя над рационализаторской угрозой, Степка приступил к отделочным работам, заранее отказавшись от выезда на линию по техническим причинам. Для девицы в диспетчерской этого самого банального, распространенного, бескрайнего по охвату и прикрытию всевозможных безобразий и самого туманного выражения вполне оказалось достаточно, чтобы вместо него отправился в рейс другой водитель. Да, напильник скользил по сварке, словно ту намазали солидолом.

— Нагрел Марфутку на четвертную, и фары еще к кардану, — вконец расстроился Степка-рулило, в минуту душевной слабости вспомнив подругу жизни. — Не знает, сердечная, что ее набор посеребренный уже тю-тю…

Если бы Аэроплан Леонидович узнал во всех деталях мытарства Степки с ножевилками, ему бы вполне хватило материала на целый том «Параграфов бытия». Публикатор может назвать только основные узловые моменты творческого дня Степана Лапшина: вначале он вспомнил Женьку по кличке Кавказец, который ходил в Зубаревские бани и заливал каменку медовым сиропом, отчего в парной поднимался жуткий смрад, хотя горец настаивал, что это «луччей нэ надо». На первых порах ретивому Женьке Кавказцу за «луччей» хотели намылить, разумеется, безо всякого мыла, радиатор, однако к смрадному способу он как-то сумел приучить завсегдатаев бани как к неизбежному злу, считая медовый дым чем-то вроде дезинфекции — ведь даже сверчок, живший в парилке с незапамятных времен, навсегда умолк. Женька Кавказец работал на такси, и сам он не нужен был бы Степке ни с какого бока, однако у него водился странный друг, который, бросив пить, собрал в квартире действующую модель паровоза ФД-20. В масштабе всего один к двум, быть может, в качестве символа поезда, катившего по жизни без него.

Черный дым от меда из каменки для этих друзей по сравнению с паровозным был, несомненно, «луччей». Потому что вытяжное устройство с помощью мусоропровода работало скверно, и это порождало неудовольствие жильцов и сопутствующие жалобы, когда странный друг Женьки Кавказца раскочегаривал топку домашнего локомотива и опробовывал паровую машину и парораспределительный золотниковый механизм в действии. Именно золотниковый механизм был гордостью странного друга, как никак на уровне изобретения совершенно оригинальной системы, увы, никому не нужной.

Не нужен был золотниковый механизм и Степке, однако для изготовления его запоздавший на целый век паровозник применял точнейший алмазный инструмент, с помощью которого можно было бы придать испохабленным ножевилкам товарный вид.

Нелегок, извилист выдался путь Степки-рулилы к поклоннику парового транспорта. В диспетчерской он произнес магическое «Ну, надо» и получил путевку с такой оперативностью, словно спешил на пожар или, по крайней мере, должен был доставить на поле боя снаряды. Проезжая мимо мебельного магазина на Звездном бульваре, совершенно не желая того, подбросил в Лианозово за четвертную двуспальную кровать. Почувствовал уверенность в себе и в своих возможностях и поехал на улицу Академика Королева искать в пивном баре знакомых Женьки Кавказца.

В прокисшем, провонявшем вяленой рыбой баре толкалась в основном залетная публика, приехавшая, видимо, на ВДНХ блеснуть своими достижениями, а Степка нуждался в местных пропойцах, которые знали таксиста или его странного друга. Он рвал и метал: все вокруг пили пенистое, золотистого оттенка пиво, а ему надо было во что бы то ни стало разыскать адрес паровозника, ехать к нему, уламывать, если тот, к тому же, окажется дома. Между тем Степка разыскал адрес и, опять отвечая на призыв гаражного начальства бороться с порожними пробегами автотранспорта, прихватил на Звездном бульваре попутную двуспальную кровать, желающую иметь по ночам нагрузку в новом доме на Алтуфьевском шоссе.

Странный друг Женьки Кавказца дверь лишь приоткрыл, просунул правое плечо в щель и с вызывающим высокомерием человека нервного и загнанного спросил:

— А вам что угодно?

Он только что выпроводил очередную комиссию, которая, как и предыдущие, не смогла до конца разобраться, прав ли был гр. Коновицын М. Р., создавая паровоз в двухкомнатной квартире пусть даже на первом этаже, а также имел ли он право в вышеозначенном паровозе поднимать пар в честь Дня железнодорожника, а если поднимать, то (по соображениям безопасности, поскольку деяние происходило не в депо, а в жилом доме) до каких пределов. Более того, комиссия за несколько лет работы не пришла к выводу, имел ли он право три года назад, также в честь Дня железнодорожника, опробовать свисток, поскольку автомобильные сигналы в Москве запрещены, а угрозы наезда не существовало, так как локомотив находился в состоянии неподвижности, хотя и при всех парах.