Дирк Уиттенборн - Жестокие люди

Когда я познакомился с твоей матерью, то думал, что мои дни сочтены. У тебя есть еще вопросы?

Наверное, мне нужно было извиниться, но я только кивнул ему в ответ. Старик опять натянул брюки и застегнул ремень.

– Ну что, есть-то мы будем?

Аппетит у меня пропал, но я все-таки согласился.

– Вот и отлично, потому что сегодня повар приготовил лучшего в мире цыпленка. – Но вместо того, чтобы приняться за еду, он выпил полдюжины таблеток, которые лежали на серебряном блюде рядом с бокалом с водой. – Вина хочешь?

– Когда мы сюда ехали, я пообещал маме, что никогда больше не буду пить.

– Что ж, а теперь у тебя появилась возможность проверить, можно ли доверять мне. – У вина был привкус осеннего дыма. Не помню, как назывался этот виноградник, но его владельцем был сам Осборн.

– Не хочу вам надоедать своими вопросами, но как так получилось, что вы с моей мамой подружились?

– Она спасла мне жизнь. – Он жевал с открытым ртом.

– Вы что, и правда думаете, что она может исцелять своим массажем?

– Нет. Но когда она пришла в мою больничную палату впервые, я держал в руках вот это. – Он вытащил из кармана пиджака маленький револьвер с ручкой из слоновой кости. – И я бы давно вышиб себе мозги, но у меня так тряслись руки, что когда я пытался зарядить его, то уронил пули. Но ко мне присоединили такое количество трубок, что я даже не мог встать с кровати, чтобы поднять их. – Рассказывая эту историю, он улыбался. Видимо, у нее был счастливый конец: он же не застрелился, в конце концов! – И тогда я сказал ей…

– «Не могу достать свои патроны» – закончил я за него.

– Так она тебе рассказала?

– Я слышал, как она сказала эту фразу, когда говорила с вами по телефону за день до того, как мы приехали сюда.

– Когда меня выписали из больницы, я сказал ей, что если когда-нибудь ей понадобится моя помощь, то все, что ей нужно сделать – это произнести эту фразу, – золотой зубочисткой он выковырял из зуба кусочек курицы.

– А что она сделал, когда вы попросили ее поднять патроны?

– Она заявила, что если после того, как она сделает мне массаж ступней, я все еще захочу покончить жизнь самоубийством, она сама зарядит пистолет и нажмет курок. – Мы оба рассмеялись.

– А больше вам никогда не хотелось этого сделать?

– Много раз, особенно в первое время. Но потом ко мне в больницу стала приходить твоя мама, и мы подолгу беседовали. Знаешь, с ней очень интересно разговаривать, особенно после того, как она понюхает кокаин. – В каком-то смысле мне было приятно узнать, что я не единственный, кто считает, что трезвый образ жизни сделал маму более скучной.

– Знаете, у моей матери полно газетных вырезок со статьями о вас. – Я не думал, что подвожу маму; мне казалось, он будет польщен.

– Знаю. Я сам ей дал.

– Зачем?

– Я хотел, чтобы она знала обо мне как можно больше, чтобы помочь принять одно решение. – Даже не знаю, что и думать: мне было приятно, что он советовался с моей мамой; с другой стороны, это настораживало.

– Какое решение?

– Мне хотелось понять, есть ли в жизни хоть какой-то смысл, или она абсолютно его лишена, как мне всегда казалось.

Теперь он вовсе не напоминал мне героя мультфильма. Перед уходом Осборн показал мне фотографии в рамочках, которые были развешаны по всей комнате. На снимках были запечатлены счастливые времена. Действие происходило в самых невероятных местах: охота на тигров в Непале, игра в поло в дворце Белого Раджи в Сараваке…

Осборн пояснил, что тот парень, который сидит с ним в катере, рассекающем эолийские воды – это один из Рокфеллеров, которого впоследствии съели каннибалы. Еще там были Джорджия О'Кифи, убивающая гремучую змею где-то в Мексике, и Билли Холлидей, явно обкуренная до крайности, лежащая на смятых простынях на светлой деревянной кровати в салоне самолета – было между ними что-то или не было?

Это была моя любимая фотография.

Все вместе это было можно назвать так: «Белые люди развлекаются. Дата: двадцатый век». Именно так обозначил это Осборн.

Тут мама просигналила нам, сидя в машине у окна, чтобы дать понять, что она готова забрать меня. Старик проводил меня к двери, и тогда я отдал ему его трость из слоновой кости.

– Спасибо, что одолжили ее мне.

– Оставь себе. Кто знает, может, тебе повезет, и она опять тебе понадобится.

Когда мы вернулись домой, позвонила Майя. Мы опять обменялись репликами типа «я-по-тебе-скучала-а-я-по-тебе-еще-больше», и я почувствовал, что член у меня затвердел. К тому времени, когда мы договорились до признаний в любви, он был не мягче стального клинка. Когда Майя сказала «Мы с дедушкой говорили о тебе», то даже он вздрогнул.