Дирк Уиттенборн - Жестокие люди

Наконец, все сделали несколько затяжек и докурили сигарету до самого фильтра. Так что она даже выпадала из мундштука, который Пейдж носила пристегнутым к цепочке на шее. Слим просто съел то, что осталось от самокрутки. Майя потянула меня назад, а потом и остальные, хихикая, двинулись обратно. Они стали разыскивать тележки с закусками, чтобы утолить внезапный голод.

– В чем дело?

– Ни в чем.

– Я что, больше тебя не интересую? – Майя говорила очень медленно, делая паузы после каждого слова. Видимо, ее собственные слова удивили ее; а еще больше – то, что ей так сильно хотелось заплакать.

– Нет… С чего ты это взяла?

– Потому что ты не хочешь оставаться со мной наедине.

– Это неправда. – Мне хотелось убедить ее в этом, но Майя была права. – Слим спросил, хотим ли мы покурить, и что я должен был сделать? Сказать ему «давай свой косяк и вали отсюда»?

– Я не имею в виду именно сейчас.

На прошлой неделе Майя несколько раз очень ловко устраивала все так, чтобы мы оставались вдвоем. Сначала это был пикник на острове. Потом мы целый день провалялись вдвоем у бассейна (Брюс и миссис Лэнгли уезжали в больницу к отцу, чтобы проведать его, и служанок в то утро дома не было). Каждый раз я в последнюю минуту приглашал кого-нибудь или приносил с собой траву. А однажды я даже попросил позвонить мою маму, и сделал вид, что она, свинья такая, хочет, чтобы я шел домой.

Я взял ее лицо в руки, поцеловал и сказал:

– Это не имеет к тебе никакого отношения. – Мне хотелось быть честным.

– А в чем тогда дело? – Она просунула мне руку в плавки. Член у меня подпрыгнул так, что его стало видно из-за резинки на трусах. Я хотел опять стать счастливым, провести в своей жизни новую границу, разделяющую ее на «до» и «после», и поэтому стащил с Майи купальник и попытался представить, что мы впервые видим друг друга нагишом, как это было в первый раз. Но перед глазами у меня стояла другая картина: я лежу на земле, и меня насилует человек без лица. Я спрятал лицо у нее на плече, и так прижался к нему, что в глазах у меня потемнело. Я отчаянно пытался думать о чем-то другом. Но ничего не приходило в голову, кроме девочки яномамо, фотографию которой я часто разглядывал, когда мастурбировал. Мы могли бы, конечно, сделать это прямо сейчас. Дело-то нехитрое. Но мне было невыносимо думать, что теперь в моей жизни будут только такие … удовольствия. Я отступил от Майи на один шаг и соврал:

– У меня голова кружится.

– Что мне делать?

– Ничего. Это быстро пройдет. – Я оперся рукой на стену домика, как будто с трудом держался на ногах. Забавно: когда я стал изображать, что мне плохо, мне на самом деле стало плохо.

– Принести тебе воды? – Если бы на ней была одежда, я бы обязательно попросил ее сделать это, лишь бы не смотреть ей в глаза.

– Нет, все хорошо. Врач говорит, что мой организм плохо реагирует на то лекарство, которое я принимаю, чтобы снять последствия сотрясения мозга. – Мне удалось припомнить эту длинную фразу из одной мыльной оперы, которую я смотрел, когда мне было нельзя вставать с кровати. Майя одела купальник. Ее левая грудка вывалилась из него, и я заправил ее обратно.

– Меня это бесит. – Самое ужасное заключалось в том, что Майя по-прежнему ужасно меня возбуждала.

– Через несколько дней тебе станет легче.

– Надеюсь.

– Не беспокойся. Когда мы, наконец, сделаем это, все равно это будет сюрприз. – Проблема в том, что я не хотел больше даже слышать о сюрпризах.

Майя предложила отвезти меня домой. Было еще светло. Я сказал ей, что хотел бы пройтись пешком.

– А что, если ты столкнешься нос к носу с парнем, который тебя избил?

– Он об этом пожалеет. – Прозвучало это очень смело. По правде говоря, при мысли об этом мне стало не по себе. В кармане моей джинсовой куртки лежал пистолет. Брюс наблюдал за нами.

– Не надо изображать передо мной храбреца. Давай я отвезу тебя. Или ты можешь сам повести машину.

– Майя, оставь Финна в покое, – воскликнул Брюс, – он может сам о себе позаботиться. – Раньше этот парень нравился мне больше, но тот человек, в которого он превратился, тоже был неплохим чуваком.

Как только я отбежал от их дома, я вынул пистолет и стал продираться по лесу, сжимая его в руках. Курок был взведен. Я оглядывался через плечо каждые несколько шагов. Мне казалось, что если он решит напасть на меня снова, то, скорее всего, сделает это сзади, а не встанет у меня на пути. В каком-то смысле, мне хотелось, чтобы он снова на меня напал. С другой стороны, я не был уверен, что смогу выстрелить в человека. Я вспомнил, как он накинул мне мешок на голову. Потом вспомнил про то, что мне наложили швы на толстой кишке, и перестал сомневаться. Вместо этого стал размышлять, куда выстрелю сначала. В живот? Ниже живота? Может, в колено? Мне хотелось увидеть, как он ползает по земле и просит о пощаде. А потом, если я выстрелю ему в челюсть, увижу, как он захлебывается собственной кровью, умоляя сжалиться над ним. В пистолете, который принес мне Брюс, было шесть пуль. Это значит, что он будет долго мучиться.