Виталий Щигельский - Время воды

То ли я двигался слишком медленно, то ли спал слишком крепко и не смог вовремя среагировать на сигнал тревоги, но в зале было уже полно народу: «выдры», «бобры», какие-то гражданские лица. Все они смотрели на меня, улыбаясь. Это казалось странным, обычно зал пустовал: распластанная во всю стену гигантская карта, низкий письменный стол точно под люстрой, гавайский гамак в правом углу и лежащий в нем Косберг — вот и вся утварь, которую я когда-либо видел здесь. Теперь зал был полон столами, заставленными напитками и едой. Допотопный катушечный магнитофон тянул «Малиновку». Под потолком покачивались синие и розовые воздушные шарики. Как на свадьбе у прапорщика, подумал про себя я и спросил, натягивая на нос очки, чтобы скрыть удивление:

— Что происходит? Где Косберг?

В ответ раздалось сиплое и нестройное «хи-хи-хи», будто присутствующие пропустили по паре стаканчиков.

Я попытался разглядеть среди толпы человека с красной повязкой на рукаве, но не нашел, поэтому сказал как можно суше:

— Дежурный по штабу, доложите, где Косберг?

— Косберг теперь вы, товарищ Попов! — отрапортовал из толпы некто невидимый.

— Что это значит?

— Это значит, дорогой Виктор… — раздался знакомый голос за спиной.

Я обернулся. Косберг стоял в двух шагах от меня с бутылкой детского шампанского и шоколадкой. На нем были лимонного цвета френч с аксельбантами и красные шелковые панталоны — одежда африканских диктаторов-каннибалов.

— Это значит, дорогой Виктор, — продолжил капитан, — что теперь ты вместо меня назначен руководить системой обогащения «Родины-6». И весь этот маскарад вокруг — ради тебя.

Толпа заулюлюкала и захлопала, но Косберг заглушил шум едва заметным взмахом руки:

— Ты, конечно, не будешь называться каперангом, потому что не может быть двух каперангов на одном корабле. Но кавторангом — пожалуйста.

— Кавторангом?

— Да, капитаном второго ранга. Согласись, неплохая карьера: в кавторанги из юнг.

— В общем да. Но что будете делать вы?

— Я? «Родина» делает успехи, и меня, Виктор, поэтому тоже повысили. Но где бы я ни был и кем бы я ни был, я буду оставаться твоим капитаном и буду продолжать курировать твою личность. Это моя обязанность, мы ведь дали друг другу клятву, ты помнишь?

В логическую кладку каперанга некуда было вставить лезвие бритвы, не то что мое одинокое слово. И все же одна его фраза меня поразила: он сказал, что его тоже повысили. Кто мог повысить его? Как такое вообще могло быть?

— Вас повысили, каперанг? Разве вы не сами?.. — начал я.

Косберг перебил:

— Каждый подчиняется кому-то. Каждый, кто руководит. И закончим на этом. Ты лучше спроси: почему именно сегодня?

— Хорошо. Почему?

— Потому что у тебя день рождения, юнга.

— Кавторанг, — поправил я каперанга.

Но он не разобрал моих слов. Их не услышал никто. Мои слова утонули в гуле музыки — кто-то включил магнитофон на полную громкость.

— К нам приехал, к нам приехал Виктор Владимирч дорогой… — донеслось оттуда. И было нестройно, но бодро подхвачено полутора сотнями голосов под выстрелы винных пробок.

Не разделяя всеобщих восторгов, я приблизился к каперангу и крикнул в его ухо:

— Я не хочу праздника, Косберг. И не собираюсь находиться здесь с этими людьми.

— Правильно, с подчиненными пить — себя не уважать. С другой стороны, пьянки способствуют укреплению коллектива, так что рюмку-другую пропустить, может, и стоит, и я бы за компанию, а?

— Не хочу.

— Твое право, я тебя догоню, — каперанг дал отмашку, и музыка смолкла, а за ней замолчали присутствующие, в тишине стало слышно, как пена шампанского стекает по стенкам бокалов. — Вот что такое скромность. Берите пример с подполковника, — назидательно сказал Косберг. — Но не пропадать же еде, черт возьми! Приказываю всем есть и пить. Через четыре часа отбой. Время пошло…

Как и куда пошла пища, вылилось шампанское, пролилась водка, и чем все это закончилось — предугадать было нетрудно. Я потерял к винопитию и сопутствующим ему процессам научный и человеческий интерес. Я возвратился к себе в кабинет, сел за стол и, чтобы привести мысли в порядок, принялся отшлифовывать подпись. Назначение вызвало во мне приступ мизантропии. Впервые за много лет захотелось домой, но дома у меня не было.

Тяжелые мысли мог развеять только каперанг и он их развеял, ворвавшись внезапно и шумно и, похоже, уже изрядно приняв на грудь:

— Стихи пишешь, философ?

— Ну что вы…