Николай Шипилов - Мы — из дурдома

Голос Сени и литавренный грохот его шагов приближался к директорскому кабинету.

— Кто здесь — из детдома, а кто — из дурдома? За пятнадцать лет вами, хохлами, потеряно двенадцать миллионов рабочих мест, умерли, однозначно, пять миллионов человек! А? Это куда годится! — вещал он на ходу. — Однозначно, устроили тут голодомор, круче сталинского!

Сеня не отличал правду ото лжи. Он весело лгал всегда и на всякий случай, оттого что понимал: правда — это больно. Зачем делать себе больно? Он весело врал всем и вся вовсе не потому, что норовил обмануть, а потому что не верил в правду. Ложь была тем морем, в котором он был рыбой. Правда была для этой рыбы сушей. Одноклубники по «дурке» знали это его свойство, но привычно любили Сеню как хороший спарринг.

Словно от кодовых слов:

— А над этой резиденцией надо было бы повесить табличку: «Оставь надежду, всяк сюда входящий», — двери распахнулись.

На какой-то миг я выглянул из-за толстой спины Сени и увидел наконец-то смеющееся лицо Юры Воробьева. Но Сеня предпочитал наслаждаться общей победой лично, в одиночку. Он встал в дверях, раскинув руки так, что у меня не осталось возможности видеть любимых друзей, и вскричал:

— Подъем, штрафная рота! Народ заждался своих освободителей!

«Ну, этот цирк надолго. Сене нужна публика». Я ущипнул его за бок, но Сеня так хорошо и упруго упитан, что не почувствовал этого, породив во мне нехорошие мысли о его сущности.

Слыша все эти дружеские «о» да «у», я отошел метра на полтора и с разбегу толкнул Сеню в спину, со словами:

— Алешка Румынов… писатель… сюда не забегал?

Он сдвинулся вглубь кабинета и попал в объятия Фрола Ипатекина. Я проскочил за ним в присутствие с вопросом:

— Где наша авиация?..

Мне отчего-то становилось все тревожней, я почувствовал вдруг близкое, наглое дыхание смерти.

Полузадушенный в объятьях Сени авиатор Фрол не смог ответить мне ничего внятного. Говорил маленький, заплаканный человечек, скомканный в глубоком кресле, которое казалось реквизированным у какого-то богатого гедониста. И сам человечек казался здесь чужим, как гармошка на похоронах.

— Тепер стосовно Росії… — бормотал он довольно внятно, в отличие от старины Фрола. — Нехай, нехай же ця Росія покаже приклад Україні та й всьому, кажу, світові, як потрібно житии! Як житии, щоб сусідні країни прагнули до дружби та объєднання з нею! Що? Поки-що приклад зворотній, вот що… Хіба, кажу, ваша Росія хоч якось захищає вашіх кацапюр тут, в Україні? Ну скажіть відверто, самім собі? Що вас так приваблює в країні, яка розвалилася і продовжує розвалюватися на ваших очах? Повний розпад Росії — справа найближчого часу, це очевидно! Хіба може якесь чудо… Так ви на нього не заслуговуєте… И ви, и ви, и ви тэж! — он поочередно тыкал в нас дрожащим пальцем.

— Если вы киевлянин, то наверняка знаете, что психбольница Павлова находится на улице Фрунзе возле Кирилловской церкви, — пожалел незнакомца Сеня. — Что вы здесь турусы разводите? Это детское воспитательное учреждение, а вам пора в дурдом, однозначно! Может, заодно и покаетесь там за разжигание вражды во имя Украины. И по-русски, по-русски, плиз! — пожелал он.

— …И как апостол, помазанный тобою, и как посланный тобою, мой Бог, заявляю от имени Христа Иисуса, что мы и я, как во главе этой армии, мы берем ответственность за спасение Украины! — взвыл пан Самотыко.

— Во-первых, молодой силуэт, я вас никуда пока не посылал, кроме дурдома, однозвучно! Во-вторых, шкура неубитого медведя — лучшее украшение для стен воздушного замка! Говорю вам, коллеги, как бывший псих: в этом случае, — Сеня указал на человечка в кресле, — имеет место быть бред Аделаджи, — констатировал он.— Их таких много сейчас разбрелось по диким степям Украины. Кто этот тип?

— …Жаболизы, глистосмоки, гвалтівники пацюків…

— Военнопленный, — отвечал Юра Воробьев. — Мерзкий растлитель, да, детей. Ему нравится, когда дети, да-а, плачут.

— …Курвы смердючи, мразь кацапо-фашистська…

— Слышали уже. Молчать! — приказал Сеня. — Однозначно, я генерал русской армии! — и, дождавшись тишины, поучил жизни Юру: — Плачут не только дети, Юрий Васильевич. Плачут и депутаты Госдумы, у которых берут взаймы деньги и не… Кстати или некстати, Фрол, но ты тоже хорош: где наш воздушный флот, где мои «Осы» [29] Ка-56 «Оса». Экипаж 1 человек, двигатель роторно-поршневой ДВС, взлетный вес 220 кг, полезная нагрузка 110 кг, максимальная скорость 110 км/ч, максимальная высота полета 1700 м, дальность полета 120 километров. ? Отвечай!