Для Юры же Воробьева настоящие чудеса путешествий во времени начались давно, о ту пору, когда он, пионер, член кружка юных авиамоделистов, взял плетеное лукошко и позвал подругу Дашу Забубеннову поехать на электропоезде за первыми сморчками. Но лишь только углубились они в лес, как заметили круглый проржавевший кусок металла, издалека напоминающий артиллерийский снаряд. Несмотря на половонезрелый возраст, не помешавший ему, однако, пригласить в лес подружку, а не дружка, Юра был весьма грамотен технически и «сработал» тоже на ять. Он повелел Даше отойти на безопасное расстояние, осторожно приблизился к ржавому предмету и обнаружил, что — да, да, да, и еще раз да — это действительно дальнобойный снаряд времен Великой Отечественной войны. Такие шняги попадались в подмосковных лесах ничуть не реже, чем рыжики.
Привычно и умело Юра извлек детонатор — детонатор совсем сгнил. Юра положил его в карман ветровки — чего добру пропадать? — и, подозвав Дашу из кустов, направился к железнодорожной платформе, почему-то ему стало уже не до грибов.
А на платформе ему вдруг вспомнились, как они с мальчишками били тяжелыми предметами по патронам, и получался маленький взрыв. Он попросил девочку разыскать два кирпича. Та послушно принесла две половинки, Юра и ударил…
— Ни взрыва, ни даже легкого колебания предосеннего воздуха я не почувствовал, друзья мои по табору… — рассказывал позже Юра соседям по палате, в том числе и мне. — Но неожиданно я оказался в каком-то мире, где ни солнца, ни какого-либо другого светила в небе не было видно, а все заливал багровый, неизвестно откуда исходящий, свет. Небо и все пространство вокруг было «исчерчено» светящимися, пересекающими друг друга сполохами, которые потрескивали и искрились наподобие молний. Под ногами пузырилась жидкая черная грязь. Она доходила мне почти до колен, я подумал: влетит мне от мамы за кеды! Грязь эта простиралась необозримо далеко, как мечты честного труженика о социальной справедливости. Было такое впечатление, что эта жижа — везде, и что именно она, эта трясина, является почвой, верхним слоем той планеты…
Но самое удивительное было то, что Юра Воробьев отчетливо понял, что планета эта есть ни что иное как Земля. А он стоит на том же самом месте, где стоял минуту назад. Но нет здесь ни полустанка, ни леса, ни любимой девочки Даши Забубенновой — это иная Земля.
Сколько времени он провел в том суровом измерении, Юра не помнит. Какие-то секунды, дробящиеся на сотые и тысячные песчинки. Потом все пропало. Юра увидел знакомый зеленый лес, асфальт железнодорожной платформы, и рядом — насмерть перепуганную пионерскую звеньевую Дашу. Посмотрел на кеды, на трико — грязь уже просохла, поди-ка ее разбери! Даша тоже видела все это. Но как-то неотчетливо, как сквозь туман или морось. Да еще краем глаза она заметила в стороне темное многоэтажное здание с пустыми провалами окон, которого раньше не примечала.
А тут подбежали люди в железнодорожных, милицейских, врачебных и армейских формах. Они скрутили Юре руки и отконвоировали пионеров в «тигулевку».
Дашу отпустили под подписку о невыезде, как свидетеля. Однако же и задержанный пионер мгновенно исчез из запертой камеры. Милицейские собаки выли беспрестанно. Они выли так, что пришлось их безжалостно усыпить, чтобы не сеять в городе панику. Территорию домзака толпами покидали тараканы, крысы, с нее улетали и гуленьки. Юру вторично арестовали на квартире плачущих, не понимающих, что же натворил их отличник Юра, родителей. А сыскари смеялись.
— Не злите меня! — просил, умолял гуманистов в штатском Юра, обливаясь сам невинными слезами. — Меня нельзя злить и пугать! Когда я сильно злюсь или пугаюсь, я улетаю, знайте! Я нужен отечественной оборонной промышленности!
Увы! Кто станет слушать ужасного мальца? В автозак его, неслуха! Но он снова исчез. Непосредственно из автозака. Теперь уже родители Юры смеялись, а сыскари плакали в предчувствии висяка:
— Отд-а-а-айте! Отда-а-а-айте нам вашего пацана!
Так продолжалось некоторое время, а потом Юра попал в засаду, ему немедленно вкатили аминазин и упаковали в «дурку» вместе с двумя сержантами и одним майором: они поочередно тронулись умами, охраняя Юру — нового Питера Пена. Так нищая мать семейства перебирает кости, не зная, что оставить на суп и что отдать собаке. Или съесть эту самую собаку. Галопирующая психика бедной мамы сбоит, двоится и расстраивается.
Читать дальше