Андрей Черкасов: ...А до смерти целая жизнь

Позвонила у дверей.

Открыл ты. Покрасневшие веки. На губе высохшая капля туши. В руке угольник. Предваряя возможность громкого разговора, палец приложил к губам:

— Тс-с-с-с… Толя спит.

Лишь потом, уже когда оставалось только две недели до сдачи проекта, мы узнали: своего ты не начинал вообще. Так же помогал кому-то, пораздавал запасы ватмана… И пошли ночи без минуты сна, дни — без возможности поднять от чертежной доски голову, распрямить спину. На плите все время «дежурил» черный кофе…

Помнишь, как я допытывался после экзамена, зачем ты истязал себя, зачем довел до того, что маяться пришлось ночами? Два же месяца было: как спокойно, без хлопот и мучений, мог готовиться!

А что ответил мне ты?

— Просто хотел испытать себя.

— Зачем?

— Как зачем? Смогу ли, управлюсь ли в самых немыслимых условиях.

— Да на что, кому это надо?!

— Мне. И мне это очень важно.

Весь разговор.

Признаться, другого ответа я и не ждал. Я говорил с тобой и как бы снова видел тот отдаленный, из школьного твоего детства день. Нудный дождик. Мокрая стена школы. Свинцовые окна. И по карнизу третьего Зтажа пробирается — от окна к окну — мальчишка с прикрученным к поясному ремню портфелем…

Я даже знал: ты ответишь именно так.

Я дошел до письма, которое получит Татьянка в тот день, когда тебе упасть на серый степной песок. Отосланное 28 марта, оно будет в пути восемь суток…

«Татьянка, ты не обижаешься, что я не выполнил своего обещания — не смог написать вчера? Не сердись, наука требует жертв, и вчера я опять целый день отдал политической подготовке. Дня не хватает, приходится отвоевывать часы у ночи. Именно отвоевывать, так как слишком нелегко они даются. Почему так устроен человеческий мозг, что ему непременно нужен отдых? Сколько времени мы теряем из-за этого! Страшно подумать — 1/ 3жизни! Много, слишком много.

Итак, как в песне поется, «месяц кончается март…» Не скучай, родная, умей даже в долгой разлуке радоваться солнечным дням, ведь когда-то такие дни мы будем встречать вместе.

Да, эти солнечные дни, эти туманные рассветы и величественные закаты снова пробуждают во мне неизлечимую страсть к путешествиям. Турист я отчаянный. Еще ни одного лета, начиная с 1960 года, не проходило, чтобы я хоть на недельку не удирал из дома бродить по уральским лесам. Это отшельничество в природу, в естественную ее красоту и величие мне просто необходимо.

Однажды своей страстью к туризму я чуть не довел до инфаркта Виктора Ивановича, когда наша неизменная троица (я, Толька и Валерка) решила удрать на Уральский хребет, на гору Ослянку, за неделю до конца нашей геодезической практики. Группа знала, что мы затеваем, и за два часа до отправки нашего поезда кто-то не удержался и «заложил» нас. Да, скандал был громадный…»

Тот громадный скандал я очень хорошо помню.

Дома о ваших сборах мы знали: это заветное путешествие на Ослянку ты мечтал совершить давно. Но не только сам поход привлекал тебя, а то еще, что согласился идти с вами Владимир Антонович — твой учитель и твой кумир, еще со школьных лет укрепивший в тебе страсть к путешествиям и наукам.

Узнав, что он идет с вами, мы перечеркнули все наши страхи и опасения. И, уж конечно, никаких сомнений в «законности» поездки у нас не возникло. Мы помогали вашим сборам в дорогу…

Помогали не только мы — дружно поднажали ребята из вашей группы, чтобы закончить программу практики неделей раньше. Таково было условие Виктора Ивановича: иначе все летело бы кувырком. Наступил день отъезда.

И вдруг звонок мне в редакцию из техникума. В трубке голос Виктора Ивановича: «Вы знаете, что затеял ваш сын?.. Срыв практики!.. Обманули преподавателя!.. Развал в группе!.. Потрясающее самоуправство!..» Говорил, будто гвозди в мозг заколачивал.

На квартире Владимира Антоновича я был уже через пятнадцать минут. Он ничего не мог понять. Какое самоуправство? Какая самочинная выдумка? Согласие-то получено, да и ребята на практике трудились каждый за троих, чтоб управиться до срока.

— Во всяком случае, — заключил Владимир Антонович, — одно ясно: сегодня никаких отъездов…

Он еще не договорил, как распахнулась дверь в комнату. На пороге стоял ты. А позади из коридорной тьмы проступали обескураженные лица твоих друзей. Ты вошел с легкой иронической улыбкой:

— Д-да… Надо было предвидеть: редакция, конечно, поспеет раньше других. — И улыбкой сопроводил этот комплимент в мой адрес.