Трейси Шевалье - Новенький

– Похоже, ты ошибся с выбором. Я тебя предупреждал.

Оу скрестил руки на груди и вцепился ладонями в подмышки. Казалось, он пытается задушить свою ярость.

– Она сама меня выбрала, – сказал он и помолчал. – Она сейчас придет сюда. Я хотел сказать ей, что все в порядке. Что я больше не сержусь. Но как я могу ей верить, как?

Он посмотрел на Иэна так, словно ждал от него каких-то доказательств, чтобы разрешить свои сомнения.

Иэн с готовностью протянул их.

– А пенал, ты забыл? Как он оказался у Каспера?

Произнося эти слова, он отдавал себе отчет, что история с пеналом работает лишь до тех пор, пока никто не задаст вопроса. Как только Оу или Ди спросят Каспера или Бланку, откуда взялся пенал, участие Иэна тут же откроется и вся интрига рассыплется. Это слабое место его стратегии – необходимость самому участвовать в ее осуществлении. Поэтому удар нужно нанести немедленно – удар настолько сокрушительный, чтобы его последствия были необратимы, даже после того как роль Иэна всплывет на поверхность. В этот момент из школы выбежала Бланка и завернула за угол, где ее поджидал Каспер. Когда они обнялись, Бланка бросила рюкзак на землю. Пенал с клубничками, засунутый в передний не застегнутый карман, был хорошо виден.

– А что Ди сказала, когда ты ее спросил про пенал?

Лицо Оу помрачнело.

– Сказала, что забыла дома.

– Ну вот, сам видишь. – Иэн кивнул в сторону Бланки и рюкзака с пеналом. – Почему Ди соврала тебе? Может, считает – можно вешать тебе лапшу на уши, и ты все проглотишь? Потому что ты тупой?

Он не добавил «и потому что ты черный». В этом не было необходимости – Оу сам достроил логическую цепочку. Его душевный крах происходил на глазах – как будто оседал песчаный замок на берегу.

– Не говори так.

– Я просто честно говорю, что думаю. Ди вообще-то хорошая. Я просто пытаюсь понять, почему она так поступает, что у нее в голове происходит. Она никогда не имела дела с чернокожими, сам понимаешь. Может, она пробует тебя на вкус, как новый сорт мороженого.

Оу закрыл глаза.

Хватит , – подумал Иэн. – Я сказал достаточно. И момент выбрал самый подходящий .

– А вот и Ди, – сказал он. – Оставлю вас, ребята, одних.

Когда раньше в школе что-то говорили или делали – подбрасывали бананы ему на парту, ухали, как обезьяны, перешептывались, что от него странно пахнет, или спрашивали, были ли его бабушка с дедушкой рабами, – Осей сохранял достаточную дистанцию, которая смягчала удар, и не испытывал боли. Частенько он мог даже посмеяться над этим – пересказывая потом все Сиси и забавляясь тем, как невежественны и неоригинальны люди в своих предрассудках. «Неужели они не могут выдумать что-нибудь поинтереснее, чем обезьяна? – спросил он сестру. – Почему бы им не сравнить меня с пантерой? Она темнее, чем обезьяна».

Сиси усмехнулась. «Потому что белые боятся черных пантер». Она подняла кулак в традиционном приветствии.

В каком-то смысле расизм, основанный на открытых оскорблениях, переносить было легче. Ранили более тонкие детали. Например, когда ребята, которые дружили с ним в школе, не приглашали к себе на день рождения, куда позвали весь класс. Когда при его появлении обрывали разговор, и в комнате повисала пауза. Когда после скользкого замечания следовало уточнение: «Я не про тебя, Осей. Ты совсем другой». Или высказывания типа «Он черный, но не дурак» и неспособность понять, почему это оскорбительно. Заявления, что он хороший спортсмен, потому что – ну, вы знаете – все черные такие, а еще что он хороший танцор или потенциальный преступник – по этой же причине. Или манера говорить про Африку, будто это одна большая страна. Сваливают всех чернокожих в одну кучу, словно Мухаммед Али не отличается от Джо Фрэзера, Тина Тёрнер от Ареты Франклин, а Флип Вилсон от Билла Кросби – хотя они совершенно не похожи друг на друга.

На себя он сердился гораздо больше, чем на Ди. На короткое время – всего лишь на одно утро – он ослабил бдительность, позволил себе думать, что Ди не такая, как все, что он понравился ей сам по себе, а не из-за внешних признаков – черный, необычный, экзотика и все прочее, неизведанная область, которую интересно исследовать. Он смотрел, как она идет к нему через школьный двор, и его чувства скакали зигзагом от обиды к злости и сожалению. Гораздо приятней пропустить слова Иэна мимо ушей – и тогда он сможет по-прежнему испытывать благодарность Ди за ее интерес и заботу, отвечать ей тем же, радоваться ее красоте. Но разве можно забыть про пенал с клубничками? Про эту ложь, которая изменила все в их отношениях. Он ведь открыл Ди свою душу, а, выходит, ей нельзя доверять. Ему вдруг захотелось, чтобы Сиси оказалась дома, и он бы спросил ее: «Почему так трудно быть черным?»