Артур Кангин: Запах денег

Ударилась она об пол, превратилась в рыжую лисицу.

Затем забросила себе гражданина Кобылко на спину, да и была такова из Минусинска.

Путь им созвездие Большой Медведицы освещало.

Через полчасика они уже в Москве были, в своей квартире на проспекте Мира.

Ударилась тут лисица о паркетный пол и вновь прежней Алисой стала, только еще краше.

— Милая, да ты оборотень?! — воскликнул вечный переселенец Кобылко.

— Оборотень, — не стала отпираться Алиса. — А сейчас иди к Президенту. Он тебя кликал.

— Быть того не может.

— Президентом стал твой прежний дружок, Гринько.

— Васька в гору пошел! — не сдержался Кобылко.

— Только какой бы череп у него не оказался, — посоветовала Алиса, — та виду не подавай. О Минусинске помни!

Пришел Артем Васильевич в Кремль, а там его уже Президент Гринько ждет с распростертыми объятиями.

Расставили свои объятия и три тайных его советника — маленький старичок с некудышним черепом, здоровяк с зачаточной башочкой, да квадратный человек со студенистой головушкой.

Тянутся они к Артемке своими властными пальцами, приветственно подмигивают.

Но антрополог лишь подмигнул им в ответ и сразу же приступил к делу — президентский череп щупать.

И как стал его щупать, так мрачнее и мрачнее становится, мрачнее и мрачнее.

“Нету, думает, с таким черепушкой у отчизнушки будущего. Алес!”

А у самого в ушах звон валдайских колокольчиков на собачьих упряжках, да нежный голосок Алисы:

— Худого не говори. Не впадай в отчаяние!

— Ну, что?! — с тревожной надеждой спрашивает Президент.

— Ну, что? — приближаясь к Артему Васильевичу, и опять же с надеждой, спрашивают три тайных советника.

— С такой головой о-го-го! — отвечает Кобылко.

— Что о-го-го? — спрашивают, и даже так слегка зубами поклацывают.

— Горы можно свернуть!

Ох, и обрадовались тут все.

Стали его приветственно по спине бить, а Президент сразу Указ написал, назначил г-на Кобылко главным кремлевским антропологом с двойным окладом и с усиленной охраной.

Все хорошо, а идет Артем Васильевич домой пригорюнившись.

“Как жить не по лжи?!” — спрашивает себя и ответа не находит.

А дома ему Алиса тапки с бумбончиками подает и спрашивает:

— Назначили?

— Назначили, — горестно откликается Артемка. — Погибла Россия! Поганый череп!

— А ты не тоскуй, — нежно обняла Алиса мужа, да нежно зашептала ему на ухо. — Сколько поганых черепов в России было, ан выжила. Разве мы черепом живем?! Сердцем!

Тут все смекнул г-н Кобылко, просветлел внутренне.

— Да, — воскликнул он, — впереди нас только счастье ждет.

— Всякое будет, — улыбнулась Алиса, тряхнув огненно-рыжей челкой. — И счастье, миленький, тоже.

В разгар летней страды скульптор Зосимов приехал из Москвы в деревню Натухаевку, к своей матери.

А приехал он — изгонять бесов.

Рано утром Зосимов услышал стук в окошко с расшитой крестиками занавеской.

“Вот оно, началось”, - с радостью и одновременно тревогой подумал Зосимов.

На пороге пред ним предстал белый как лунь дедушка, с холщовой котомкой через плечо.

— Тебе бесов-то изгонять? — лукаво улыбнулся старичок.

— Мне! — выдохнул Зосимов.

— Скотина в доме имеется? — гортанно вопросил дедушка.

— То есть?! — испугался Зосимов.

— В смысле индюков, бычков, курей, — пояснил старец.

— Имеется! — воскликнул Зосимов. — Пойдемте!

Он провел дедушку на задний двор.

А надо заметить, что мать Зосимова, Анфиса Федоровна, довольно-таки разбогатела за последнее время.

Судите сами.

В роскошной навозной жиже валялся десяток-другой крутобоких и широкопятачковых свиней.

На плетне сидело десятка три пестрых кур, обладающих ценным даром нести яйца с особым задором.

За плетнем меланхолично шлялись и пощипывали “зеленку” три буренки с бычком.

И еще много-много было всего — кролики, нутрии, т. е. южноафриканские крысы, годные на зимние шапки, перепела, индюки и пр. и пр.

— Достаточно? — вопросил дедушку Зосимов.

Дедушка по-лезгински щелкнул языком и сказал:

— Весьма!

— Ну-с, начнем, что ли? — подтолкнул дедушку к решительным действиям Зосимов.

— Чего ж не начать-то? — ласково изумился дедушка.

И дедушка достал из холщаной котомки довольно-таки увесистую дубинку, видимо из древесины дуба.

— Палка-то зачем? — потупился Зосимов.