Анна Бялко - Счастливый слон

Мы с Колей очень любили друг друга. Мы поженились по этой безумной любви совсем юными, студентами второго курса Московского физтеха – Колька был самым умным на нашем курсе, а я... На физтехе легко считаться красоткой, там учится слишком мало девушек, но я бы выдержала этот конкурс и в любом другом месте. Тоненькая, рыжая, с кудрями до плеч, с глазами то ли темно-зеленого, то ли светло-кофейного цвета... Я говорила, что они у меня чайные, а Колька называл их отчаянными, что тоже, в общем, было недалеко от истины. Мы поженились вопреки воле всех родителей со всех сторон и жили в общаге на полуптичьих правах, потому что ездить на физтех, находящийся за городом, из Москвы было сложно. Там же, в общаге, мы родили сына, с которым сидели по очереди – один бежал на семинар, другой к коляске. А по ночам корпели вместе над конспектами и проектами, прерываясь на поцелуи и поочередные скачки к детской кроватке...

Потом был отъезд в Америку в самом конце восьмидесятых – очереди в посольство, безумная дорога, снова бесприютные углы, копейки аспирантской стипендии, создание самой первой фирмы буквально отверткой на коленке... Муж придумал и сделал ее с самого начала, объединившись еще с одним нашим бывшим однокурсником. Днем они бегали по интервью, надеясь найти стационарную работу, а по ночам писали свои программы на купленном в кредит старом компьютере, а я заваривала им чай, жарила картошку огромными сковородками и колдовала над очередным супом из топора, зубря попутно английские глаголы...

Потом мы потихоньку встали на ноги. Фирма заработала, вышла на рынок, программы стали покупать, в доме было уже три новых компьютера, а Ник с партнером сняли нормальный офис и ходили на ланч в соседний ресторан. Расцвет хайтека пришелся как раз вовремя, мы успели поймать волшебную волну американской удачи, программный продукт купили, фирма вышла на биржу, создалось несколько филиалов, которые, в свою очередь, тоже были удачно проданы. В общем, к моменту, когда в начале века хайтековский биржевой пузырь с треском лопнул, мы успели полностью выкупить свой дом, отложить денег на образование сына, обеспечить всем родителям жизнь во Флориде и имели существенный запас на счету. Со всем этим мы могли, строго говоря, вообще расслабиться и почивать на лаврах. Но муж, привыкший вертеться волчком в волнах бизнеса, основную фирму все равно сохранил, и она работала несмотря ни на что, и акции ее в последние годы снова поползли вверх...

Но главное – все это время мы были всегда рядом, всегда помогая друг другу, обсуждая все, что происходило в нашей жизни, вдвоем находя единственно правильное на тот момент решение, будучи вместе настолько, насколько это возможно. Не знаю, можно ли назвать эти наши отношения любовью, потому что любовь как таковая есть нечто эфемерное и парящее в воздухе, а мы крепко стояли на земле всеми четырьмя на двоих ногами, но хорошей дружбой – безусловно. Да нет, пожалуй, больше, чем дружбой. Это было... Не знаю... Мы просто были – семья – один организм.

В последние годы, пожалуй, особенно после отъезда сына в университет, этот организм слегка ослаб и, может быть, как-то разленился... Мы были вдвоем в огромном доме, который, если честно, всегда был великоват даже для нас троих, а уж теперь и подавно. Я вяло порывалась его продать, но каждый раз, собираясь позвонить в контору по недвижимости, жалела. Он и вправду был очень хорош, этот дом, со своими башенками и такой специальной чешуйчатой деревянной бостонской обшивкой из кедровой дранки снаружи, делающей его похожим на огромную шишку. Я влюбилась в него сразу, как только увидела. Мы искали свой первый дом. Этот, на двенадцать комнат, не считая подвала, с осыпающимися викторианскими витражами и провисшими водостоками, был нам слегка не по средствам. Он стоил полмиллиона, тогда это было страшно даже выговорить. Я не хотела, боялась думать о колоссальных долгах, но Коля, увидев, как дом мне нравится, решил рискнуть. Мы выплатили все кредиты уже через три года, а сейчас дом вырос в цене больше чем вчетверо, но главное – это был мой дом, наш дом, любимая и прекрасная крепость. Правда, мы иногда могли за целый день так и не встретиться в ней, проживая каждый в своем независимом расписании, но это обстоятельство не казалось чем-то особенным теперь, когда все было так хорошо и гладко. У него работа, у меня моя жизнь... Во всяком случае, проблемы я здесь не видела. Как не видела ее и в том, что иногда, когда мы все же встречались, например, за ужином, и Ник начинал рассказывать мне о том, как идут на фирме дела, я вежливо кивала, про себя с легким раздражением думая, что завтра надо будет сделать то-то и то-то, и кажется, кончился йогурт, и маме надо бы позвонить, и как можно так долго рассказывать об одном и том же, я все это уже знаю, а чего не знаю, о том могу догадаться, если захочу... Краем мозга я понимала, что, наверное, это неправильно, что когда семейные разговоры о делах кого-то одного становятся скучными для другого, это все-таки проблема... Теперь-то я знаю точно, что это не проблема, а катастрофа, и надо бежать, кричать, стучать, делать что-то немедленно, но тогда, честно говоря, так не хотелось... Все хорошо, все спокойно, вот мы сидим в своем доме за своим столом, а потом пойдем вместе в свою спальню, и даже, может быть, поговорим там потом о чем-нибудь, интересном для нас обоих. О том, как дела у сына, например.