Я открыл дверь и, входя, поймал его взгляд.
— На этом мы закончим, — сказал он.
Я жестами показал, что подожду снаружи, что и сделал, убивая время со спортивным комментатором, с которым ездил покупать дом. Он был оживлен, в глазах ни намека на то, что пропавших пилюль хватились. Я осознал, что давно ничего не слышал от полиции, никакой новой информации, все-таки прошло больше двух недель. Я гадал, поддерживают ли они связь с М., не вычеркнули ли меня из списков за аморальность и идиотизм и не решили ли иметь дело только со взрослыми.
Но они теряли интерес к этому делу. Можно было притвориться перед собой, что нет, но это чувствовалось, какая-то автоматическая тональность их голосов. Проверяют. Идут по списку. Появился ведь еще один пропавший ребенок, его портрет — на картонках с молоком. (Кто крадет всех этих маленьких мальчиков?) Я думал: что бы там с ним ни было, они должны решить, что с делом уже покончено. Теперь они станут небрежными, оставят его на заднем дворе, отведут не в тот парк. Теперь они уже привыкли к нему, к его разговорчивости по утрам, к его странной манере глядеть куда-то в одну точку; они знают, что он любит есть, что любит смотреть по телевизору. Я думал: если он перестанет спрашивать про родителей, это не потому, что он перестанет по ним скучать, это потому, что он будет знать, что нет смысла спрашивать. Я думал: он умный мальчик, он поймет, что нужно продолжать врать и ждать. Если Бог хочет, чтобы я в него верил, он приведет меня к моему сыну. Если нет, то черт с ним. Черт с ним, и, значит, я одним махом решу великую тайну религии. Но мне нет нужды решать великую тайну религии. Не теряй мужества, я тебя найду.
Босс, благоухающий табаком, высунул дружелюбное лицо в дверь кафетерия. Продюсеры били вокруг него крыльями, говорили «до свидания», направлялись обратно по своим кабинетам, очевидно приободренные. Человек-видение, дорогой, ты должен его послушать. Просто невероятно!
Он сказал:
— Вместо того чтобы таскаться по всему городу, почему бы нам не заказать что-нибудь здесь?
— Где?
— В кафетерии. — Его рука лежала на двери.
Я сказал:
— Неплохая идея.
Мы подошли к тому же самому столику, из-за которого он только что встал.
— У тебя новые очки? — спросил он.
— Нет. Они у меня уже давно, не помню сколько.
— Выглядят как новые.
— Нет.
Он сложил руки пирамидой перед лицом, словно церковь, собираясь с мыслями. Потом легкая рассеянность, словно домашняя муха.
— Не хочешь что-нибудь заказать? — предложил он, поворачивая шею к бару с сандвичами.
— Нет, я в порядке.
— Кофе?
— Все хорошо.
Пальцы снова сложились в пирамидку.
— Как, ты думаешь, идет шоу? — спросил он.
Я сказал:
— Прекрасно.
Нет улыбки в ответ. Брови нахмурены. Многозначительная пауза. Он уже открыл было рот, но я успел раньше. Я сказал:
— Почему бы нам не поговорить прямо.
Он мрачно кивнул, быстро взглянул на меня, потом вернулся к своей пирамидке.
— Роман, — сказал он, — у тебя приобретен вкус. А наша аудитория его не приобрела.
Хотел бы я не засмеяться, это был неподобающий звук, лай гиены.
Он продолжал:
— Вот что я хотел бы сделать. С твоего разрешения, вот так. Я хотел бы закончить сезон, сколько там осталось, три, четыре недели?
— Что-то вроде этого.
— Потом издать пресс-релиз. Сказать, что ты переходишь к другим сложным проектам. Любое, что захочешь. — Он сделал паузу и посмотрел на меня. — Я знаю, учитывая все обстоятельства, что это — не то, чего ты мог ожидать от сегодняшней встречи.
Я сказал:
— Что, если я уйду прямо сейчас?
— Не понимаю.
— Прямо сейчас, в эту минуту.
Он стряхнул крошку с колена.
— Мы все здесь профессионалы.
Я сказал:
— Где Джессика?
— Не знаю. Где-нибудь здесь. А что?
— Она об этом знает?
— Ей от этого так плохо. — Он задумчиво кусал изнутри свою щеку. — Послушай, вот что я могу сделать, — сказал он. — Нам понадобится прослушивать огромное количество людей все лето. Ты можешь пойти на прослушивания. Мы запишем это в твоем контракте. Полная оплата. Все лето.
Я сказал:
— Ты хочешь, чтобы я прослушивал парня, который заберет у меня работу.
— Я просто пытаюсь сделать как лучше, Роман.
Облако табачного дыма медленно вращалось с другой стороны кафетерия. Я подумал, наверное, это солнечный свет заставляет дым так танцевать. Я сказал:
— Хочу прогуляться.
— Означает ли это «да»?
Я поднялся.
— Нет, не означает.
Читать дальше