— Я собираюсь еще поспать, Роман, — сказала она.
— Я даже не знаю, как отсюда выйти.
— Через кухню, — сказала она. — Спокойной ночи.
— Мне запереть за собой дверь?
Никакого ответа. Я подождал на кухне еще минутку. Подумал, она может еще передумать. А потом ушел.
Этим утром улицы выглядели достаточно уродливо, так же как и люди на них, пластмассовые рыла вместо лиц, слегка замаскированные звериные морды. Водитель такси посмотрел на меня угрожающе, когда я попросил его выключить радиосвязь. На светофоре мои глаза натолкнулись на мужчину, у которого был нездоровый загар. Он стоял перед универсамом, доедая пакет картофельных чипсов. Потом надул пакет и хлопнул его о тротуар. Заметив, что я на него таращусь, он оглянулся, словно говоря: «Ну и что ты за это со мной сделаешь, парень?»
— Спаси меня от всего этого, Саймон, — прошептал я.
К тому времени, как я добрался до отеля, я был так обеспокоен, что еще миг — и разразился бы слезами. Прошмыгнул через вестибюль, опустив голову. Это было одно из таких утр, когда непременно наткнешься на кого-нибудь, с кем не виделся целую вечность, с кем-то, кому не терпится тебя повидать, кто жаждет оказаться очень близко от тебя, хорошенько тебя рассмотреть после всех этих лет. Я веко — чил в лифт, нажал кнопку, от свободы моего номера меня отделяла всего секунда, когда я услышал, как с той стороны вестибюля радостно выкрикивают мое имя. Мистер Харт, [3] Heart — сердце, сердечный (англ.).
женоподобный, лысеющий человек в замечательных костюмах. Он никогда не упустит случая сделать умное замечание. Вот уже торопится ко мне.
— Вчера вечером здесь был полицейский, — сказал он.
— О?
— Спрашивал вас.
— В самом деле?
— Спрашивал, есть ли у вас подружка.
— Есть ли у меня подружка?
— Конечно, я бы ему не сказал, даже если бы знал. — Он смотрел на меня с сочувствием. — Я сказал: думаю, что нет.
— Очень тактично с вашей стороны.
— Он также хотел знать, ночуете ли вы здесь каждую ночь. Или уходите — пешком, или берете такси.
— Пухлый парень, сальные волосы?
— Очень плохо одет, — сказал мистер Харт.
— Я его знаю.
Он понизил голос, получая удовольствие от конспирации:
— Упоминались еще другие вещи.
— Другие?
— Кое-что, что может быть воспринято как проблема. Эксцентричное поведение. И так далее и так далее. — Это он произнес шепотом.
— С ним все ясно, — сказал я.
— Я спросил его, не хочет ли он поговорить с вами лично. Он сказал — нет, не теперь.
— Благодарю вас, мистер Харт.
— Я подумал, вам следует знать.
— Благодарю вас, мистер Харт.
— Это добавило вечеру немного остроты.
— Не сомневаюсь, что так оно и было.
Я вошел в лифт; проехал восемнадцать этажей без остановок, пробежал по коридору, опасаясь попасться на глаза горничной. Что за ужас? Почему я так напуган? Чего мне, собственно, бояться, на этой стадии игры? Но я чувствовал, как предостерегающая рука сжимает мое сердце. Это прикосновение говорило: за углом тебя ждут ужасные последствия.
Я вытащил бутылочку таблеток с морфином (засунул их за бутылку виски), вытряхнул одну на ладонь и выпил вместе со стаканом воды. Задвинул занавески и лег на кушетку. Несколько минут неуверенности, и таблетка подействовала; я почувствовал, как сухожилия моей спины расслабляются, словно отклеиваются. Я подумал: из-за чего была эта дурацкая ссора? Удар? Люди получали удары этой ночью по всему городу. Я вздохнул. Закрыл глаза. Понял, что делать. Отдохнуть здесь немного, потом позвонить Джессике, сказать кое-какие обязательные вещи, то да се. Странно, сегодня утром я чувствовал оптимизм по поводу Саймона. Моя недавняя грусть. Кто бы не дал ему за это по физиономии? И постепенно ужас всего этого, бледное лицо Джессики, Морли, слетающий со стула, парень в бейсболке увяли, стали чем-то вроде незначащего пустяка. Лицо здесь, слово там — все соскользнуло в глубину.
Когда я проснулся, со светом было что-то не то. Я лежал на кушетке, гадая: что не так со светом? Он казался жестким, каким-то чересчур реальным. Невозможно, думал я, объяснить, какую депрессию может вызвать у человека определенного вида свет. Прозвучит несколько эксцентрично. Он утверждает, что солнечный свет вызывает у него депрессию. Нет, поправимся, определенный солнечный свет вызывает у него депрессию. Это личное дело каждого, все это. Какое облегчение (будем откровенны) — бросить все это, освободиться от этого стресса. Потому что одиночество — это ощущение, что-то вроде подвешенного мертвого груза в середине груди. Почему человек все время цепляется и цепляется за кончики чужих пальцев? О, это ты. Рад, что ты пришел.
Читать дальше