Джонатан Эймс - Проснитесь, сэр!

Итак, пошли очень долгие пятнадцать минут ожидания, пока «Райд-Х» сделает свое дело, – самые долгие пятнадцать минут во всей моей жизни. Я вспомнил лекцию Дживса о времени. В конце той самой четверти часа мной по праву должна была бы заняться служба социального страхования.

Стоя перед зеркалом, я обследовал свои подмышки. В учебных материалах упоминалось, что иногда лобковые вши с удовольствием проводят там отпуск. Сначала ничего не увидел, но, приглядевшись, обнаружил одну угнездившуюся коричневую тварь! Вот мерзость. Я сообразил, что маленький гад проследовал по волосатому притоку, бегущему по животу к груди, и оттуда прыгал по отдельным редким волоскам, как Тарзан, добравшись до подмышки, где нашел пристанище.

Поэтому я намазал подмышки, но после обработки паха уже прошло несколько минут, и я забеспокоился насчет точной выдержки времени, а потом сказал, черт с ним, решив, что не такая уж это точная наука.

Через двадцать минут смыл шампунь, заработал гребешком, глядя на себя в высокое зеркало на створке двери. Возникла блестящая идея сбрить приток в центре торса. Тогда даже какой-нибудь выживший краб не совершит переправы. Поэтому я его сбрил, после чего мной овладела какая-то мания, и следующим делом я понял, что надо скосить каждый волосок на теле, кроме головы, которая, как было сказано в материалах, не привлекает лобковых вшей в какой-то связи с температурой воздуха.

Я целиком намазался кремом для бритья – ни одна область не гарантирована от нашествия крабов, – отчасти охваченный бритвенной лихорадкой потому, что не полностью доверял медикаментам. В указаниях отмечено, что в некоторых случаях процесс следует повторить несколько раз, а подобное замечание особой уверенности не вселяет.

Но если снять каждый волосок – как сделала Ава, – маленьким мужеложцам негде будет укрыться, любая тихая гавань закрыта! Я потратил пять сменных лезвий.

Даже наклонился и выбрил то место, к которому никогда и не думал подносить острый предмет. Однако я это сделал, максимально приблизившись к осуществлению своих тюремных фантазий. И стал безволосым, каким, вероятно, был юный Кеннет, впервые с наслаждением испытавший растление.

Оглядел в зеркале голые ноги, живот, грудь, подмышки. Не считая оставленных Горой синяков, предо мной предстало тело, которого я много лет не видел. Это было как бы воссоединение с прошлым, с молодым собой. Я чувствовал горестную любовь к мальчику, которым был, который еще не знал, сколько ждет его бед, сколько проигрышей и потерь. Это нечто отличное от ностальгических воспоминаний, выбривая тело, казалось, будто я не только мысленно, но и физически возвращаюсь назад во времени.

Потом обдумал усы. Они завершили бы странный бритвенный транс Дориана Грея. Кроме того, нельзя рисковать – вдруг краб в поисках последнего убежища спрячется там. Долой усы. И я в один момент – по сравнению с бритьем ног – ловко смахнул с верхней губы жидкие волосы.

Прощай, Дуглас Фэрбенкс-младший, сказал я с сентиментальной слезливостью. Приятно было тебя видеть. Прощайте и вы, мистер Эррол Флинн. Мой голос звучал как у телеведущих, поминающих умерших звезд на церемонии вручения Оскара.

Потом я долго стоял под горячим душем, утешавшим ободранное бритвой тело. Мокрый, стрелой метнулся в комнату. Вытерся полотенцем без крабов, оделся в одежду без крабов – брюки цвета хаки и темно-синюю рубашку от «Братьев Брукс». Сообщил Дживсу, что снял с тела каждый волосок.

– Мне все больше нравились ваши усы, сэр, но без них вы выглядите моложе. Надеюсь, не будете испытывать неприятных ощущений во всем теле.

– Могу сказать, что уже испытываю. Впрочем, заслуженно. Это мое покаяние. Как бы противоположное власянице, но с тем же эффектом.

Следующей нашей задачей была обработка аэрозолями моего матраса, подушек, всей комнаты, а потом кабинета. Рты и носы завязали платками; я чувствовал какую-то садистскую силу и власть, которой наверняка наслаждаются терминаторы. Открыли окна – я понадеялся, что это не сведет к нулю действие агента. Потом спрыснули и вымыли ванную. Наконец труды завершились.

Я чувствовал неприятное раздражение под одеждой и одновременно немалое облегчение. Ни один краб не мог выжить. Они отняли у меня девушку, отняли у меня усы, но я чувствовал, что их атаке на меня положен конец. Мы уложили все составляющие крабового набора в пластиковый мешок, решив захоронить за пределами усадьбы. Если его обнаружат в мусорном баке, начнется охота на ведьм. Какую тогда записку оставит Хиббен на столе для корреспонденции?