Так скрипит. Посередине сильнее всего страшно. Справа и слева уже не так страшно. И что с цепочкой, что без цепочки — всё равно упасть можно. Оно там самое большое. Колесо подозрения называется.
А большие сидят и прямо там курят.
Юнга ходит по маленьким рельсам за собственным задом. Дребезжит и трясётся. Мы стараемся устроиться на самом носу и машем взрослым шарами.
На Орбите мы ещё не были. Нас туда не пускают, да мы и сами, честно сказать, пока не рвёмся. Алка была на Орбите. Говорит, там такая сила давит, и можно вылететь. Мы боимся, хотя вслух — очень хотим.
Сюрприз — штука самая новомодная, вызывающая восхищение, страх и зависть. Если кто-нибудь спросит, сколько раз ты был на сюрпризе, нужно смело врать: «Восемь».
Даже если тебе пять лет, и парк ты помнишь раза четыре.
Моя мама дорвалась до сюрприза уже совсем взрослая и в придачу беременная, что и требовалось доказать. С тех пор она твёрдо решила, что сюрпризов с неё хватит.
Видимо, не так уж твёрдо, потому что она со мной потом каталась, и брат у меня всё-таки есть. Он на шесть с половиной лет младше, и в его детстве появились вещи гораздо круче сюрприза.
Ох, до чего же все любят ромашку! Ромашка — это не страшно. Она косая: ах! — выше деревьев! ах! — одуванчики разбегаются под ногами.
И совсем не страшно. И ещё пристегнуться забыть!
Зимой или в понедельник её тоже вполне можно тайно использовать. Только лучше хотя бы три человека — движущая сила нужна.
И ведь сторож может засечь! правда, мы его так ни разу и не увидели.
Какое хорошее слово. Так и хочется сказать: «калакольтик». Неужели есть сомнения в том, что это глупая пародия на ромашку. Не побоюсь сказать: «дешёвая имитация». Детский сад. Я, правда, в него никогда не ходила.
Сидишь, как дурак, а тётенька с кнопкой сидит в кабинке с цветочками. А потом вообще: сидишь, как дурак, и поджимаешь ноги, чтоб не шаркали. Машешь рукой бабушке. Когда это кончится? Но бабушка точно не поймёт, что такое колокольчик. И слово ей тоже, наверное, очень нравится.
Кончилось.
А бабушке так нравилось слово колокольчик.
Я выбираю жирафа, а если он занят — слона. На худой конец — оленя, у него за рога можно держаться. В жизни не сяду на лошадь.
Я выбираю жирафа, хотя он ближе всех к центру и от него кружится голова.
Странно. Теперь мне жалко, что я никогда в жизни не сяду на лошадь. Приехали.
Вихрь на самых длинных цепочках. Совсем не шумит. Все в отдельных сиденьках, и летят, пристёгнутые, навстречу небу, ветру и радости. Каждый сам за себя.
индюк, зебра, космический корабль
Было и такое. Очень странная забава — сидеть на какой-то ерунде на палочке, и именно на палочке, которая наклоняется некоторое время. За пятнадцатикопеечную монету. Медленно или быстро, в зависимости от объекта.
Их было много, но я помню вот эти три. Зебра мне хотя бы нравилась, потому что она зверь. Космический корабль — ещё куда ни шло, но вот индюк! Он приводил меня в ужас. Увидеть его — значит потом три ночи засыпать страшно.
Тем не менее, сажали меня чаще всего на индюка — он немного поэнергичней наклонялся, поэтому все думали, что я его люблю. Они бы ему хоть раз в глаза посмотрели! «Хочешь на индюшка?» «Нет», — тихо говорила я, но взрослые считали, что я, как обычно, стесняюсь и бросали монетку. Индюк начинал своё грязное дело, а я намертво обхватывала его шею. Со стороны, наверное, казалось — от восторга. А если до того выпадало счастье съесть мороженое, то мне было страшно за н ас обоих.
Это даже не индюк называлось, а индюшок.
Лодочки были всегда. только они и останутся, если я не начну прыгать с парашюта.
Представляю. Мама ещё не ждёт меня, в лодочках. Катается. В лодочке плавала.
Десять лет в ожиданьях прошло, я и маман: вверх — вниз! Вверх — вниз! Я и Маша. Маман ждёт.
Двадцать лет, как будто — до стука. Я и Маша, когда её никто не понимает.
Тридцать лет, я куплю тебе удочку.
Это тоже пародия. Как колесо подозрения, только сильно, сильно, сильно меньше. А в центре солнышка нарисована рожица — наверное, чтобы никто внизу не беспокоился. Такая безмятежная вещь.
Можно кататься на солнышке, а можно и не кататься — совершенно всё равно.
Читать дальше