Эрико Вериссимо - Пленник

— Да, но…

— Что еще, лейтенант?

— Я ведь так и не знаю, в каких границах могу…

— Руководствуйтесь собственными критериями.

— Я еще и солдат. Я выполняю приказания начальства.

— Ну хорошо. Я повторяю свое приказание. Узнайте максимум через два часа, где находится вторая бомба.

— Через два или через три?

— Я передумал. Через два!

Лейтенант понял, что полковник готовит ему западню. Было трудно дышать, все тело болело, шум в ушах не прекращался. Он глядел на полковника как загипнотизированный.

— Майор лично руководит поисками по всему городу. Более пятисот наших людей пытаются обнаружить местонахождение второй бомбы. Их удача будет и вашей, лейтенант, потому что, если они найдут то, что ищут, в течение ближайших двух часов, вы будете освобождены от вашего задания… — Он поколебался долю секунды и добавил: — Конечно, задание не из приятных.

Зазвонил телефон. Лейтенант вздрогнул. Полковник взял трубку и поднес к уху.

— Да. Слушаю… Что? Хорошо. Лейтенант спустится через минуту. — Он повесил трубку. — Лейтенант, пленный ожидает вас в одной из камер в подвале. Майор проводит вас туда. Запомните, что я вам скажу. Допрос будет произведен в строжайшей тайне. Надеюсь, никто из местных властей и в особенности ни один военный корреспондент, наш или иностранный, не пронюхает о том, что произойдет в подвале этого здания.

— Слушаюсь, полковник.

— Значит, все ясно. Для этого допроса в ваше распоряжение поступают наш лучший переводчик и сержант, который раньше служил в полиции и имеет практику… в этом… в этих вещах. Два часа, не забудьте, два часа. Можете идти.

Лейтенант вытянулся, отдал честь и направился к двери. Он уже взялся за ручку, когда вновь услышал голос командира:

— Помните, меня интересуют только результаты, а не методы, лейтенант. Если вы добьетесь того, что нам надо, обещаю не расспрашивать о методах.

После того как лейтенант вышел, полковник уставился на дверь, испытывая не то раздражение, не то неловкость от всего, что он только что сказал и сделал. Он тяжело опустился на диван, закрыл глаза и через несколько секунд погрузился в глубокий сон.

В коридоре лейтенанта ждал майор.

— Вашего человека только что привезли, — сообщил он. — Вы уже получили от полковника указания, не так ли?

Лейтенант кивнул.

— Вы знали, чего хочет от меня полковник?

— Разумеется.

— И что вы думаете обо всем этом?

— На вас возложена тяжелая и неблагодарная задача. Вам придется действовать в очень жестких рамках.

— Полковник практически уполномочил меня применить в крайнем случае даже пытки… Но он был осторожен и сделал это неофициально. Если я потерплю неудачу, умрут невинные люди, а на меня падет ответственность за их гибель. Если же я буду пытать пленного, я покрою себя бесчестьем.

Майор улыбнулся:

— Не кажется ли вам, что на данном этапе событий мы все так или иначе уже несколько обесчещены?

— Армия — это своего рода мистическое тело. Я же всего только личность. Через несколько часов я перестаю быть военнослужащим. А кроме того, я навсегда и непоправимо — негр. Полковник подготовил алиби для себя и для армии. Я попал в западню…

— Не будьте таким пессимистом. Возможно, наши солдаты найдут бомбу не позже чем через полчаса…

— В таком огромном городе?

— В мире все случается, даже хорошее… — Отеческим жестом он взял лейтенанта под локоть и повел его к лестнице.

Теперь они шагали по узкому каменному коридору подвала, освещенному желтоватым светом тусклых электрических лампочек, которые через определенные промежутки свисали со сводчатого потолка. У лейтенанта было такое ощущение, что он попал в катакомбы. По обеим сторонам тянулись двери камер, где в эпоху последних европейских завоевателей содержались преступники, ожидавшие суда.

Навстречу им вышел офицер. Он нес в руке черный чемоданчик.

Это был капитан медицинской службы — лейтенант за последние пять месяцев не раз встречался с ним в деревнях этой и других провинций. Они были и соседями по номерам в «Старом свете».

— Пленный готов для допроса, — произнес капитан слегка гнусавым голосом. — Пуля попала в левое бедро, он потерял много крови, но рана не тяжелая.

— Сколько ему лет? — поинтересовался лейтенант.

— Девятнадцать.

— Такой молодой?

Майор пожал плечами:

— Иногда у меня создается впечатление, что мы воюем против армии детей и подростков.

Все трое молча зашагали дальше по коридору к камере, где должен был состояться допрос. Покусывая мундштук погасшей трубки, майор думал о том, что идет сейчас между двумя невротиками — их можно распознать невооруженным глазом. Справа от него беспокойный кентавр, наполовину негр, наполовину белый, вечный пленник своей кожи, и из его поведения нетрудно сделать вывод, что он страстно хотел бы сойти за белого… Слева от него еврей, бледный и взволнованный, как приговоренный к смерти, которого на рассвете тюремщики поволокут на электрический стул. Впрочем, внутренние часы этого мятущегося интеллигента, кажется, постоянно отбивают роковой час его жизни…