Фридрих Дюрренматт: Авария

— Это верно, — воскликнул Трапс, воодушевляясь, — мошенник изображен точно!

— Далее мы можем заключить, — продолжал прокурор, — что он любил изображать здорового, сильного человека, удачливого дельца, способного выйти из любого положения, прошедшего огонь и воду, поэтому Гигакс скрывал тяжелую болезнь сердца, и, здесь мы тоже сошлемся на Альфредо, эта болезнь вызывала у него какую-то ярость, что мы легко можем себе представить, она как бы подрывала его престиж.

Непостижимо, поразился генеральный представитель, это прямо колдовство какое-то, он готов спорить, что Курт был знаком с покойным.

— Да замолчите же наконец, — прошипел защитник.

— Если мы хотим дополнить портрет господина Гигакса, — объяснял прокурор, — к этому следует добавить, что покойный обращал мало внимания на жену, которая нам представляется хорошо сложенной, соблазнительной женщиной, во всяком случае, приблизительно так выразился наш друг. Для Гигакса главным был успех, дело, видимость, фасад, и мы можем с известной долей вероятности предполагать, что он был убежден в верности своей жены, считал, что представляет собой нечто исключительное, образцового мужчину, и не допускал, что у его жены может возникнуть даже мысль о нарушении супружеской верности, и для него было бы жестоким ударом, если бы он узнал, что жена изменила ему с нашим Казановой из «Шларафии».

Все засмеялись, и Трапс хлопнул себя по ляжкам.

— Так и было! — сияя, подтвердил он. — Гигакс обо всем узнал, и это его доконало.

— Вы просто сумасшедший, — простонал защитник.

Прокурор поднялся и радостно посмотрел на Трапса, который скоблил ножом кусок сыра.

— Так, — сказал он, — а каким же все-таки образом узнал об этом старый грешник? Созналась его аппетитная женушка?

— Для этого она была слишком труслива, — ответил Трапс, — она страшно боялась гангстера.

— Гигакс сам обо всем догадался?

— Для этого он был слишком самоуверен.

— Может быть, ты сам сознался, мой милый друг и донжуан?

Трапс невольно покраснел.

— Да нет же, Курт, — сказал он, — как ты можешь так думать. Просто один из его чистоплотных деловых друзей раскрыл старому мошеннику глаза.

— Как так?

— Хотел мне навредить. Терпеть меня не мог.

— Бывают же люди, — удивился прокурор. — Но как же этот честный человек узнал о твоей связи?

— Я сам ему рассказал.

— Ты рассказал?

— Ну да, чего только не расскажешь за стаканом вина.

— Понятно, — кивнул прокурор, — но ведь ты только что сказал, что этот деловой друг Гигакса относился к тебе враждебно. Не был ли ты заранее уверен, что старый мошенник обо всем узнает?

Тут защитник энергично вмешался, даже встал, обливаясь потом, воротник его сюртука размок. Он хочет обратить внимание Трапса, разъяснил он, что на этот вопрос отвечать не следует.

Трапс был другого мнения.

— Почему же? — возразил он. — Вопрос совершенно безобидный. Мне было безразлично, узнает об этом Гигакс или не узнает. Старый гангстер вел себя по отношению ко мне так бесцеремонно, что мне вовсе не к чему было о нем беспокоиться.

На мгновение в комнате снова наступила тишина, мертвая тишина, потом разразилось веселье — шум, гомерический хохот, ураган восторга. Лысый обнял Трапса, расцеловал его, защитник смеялся так, что потерял пенсне, на такого обвиняемого просто нельзя сердиться, судья и прокурор кружились по комнате, натыкаясь на стены, трясли друг другу руки, карабкались на стулья, разбивали бутылки, от радости расшалились вовсю.

— Обвиняемый снова сознается, — гремел прокурор, сидя на ручке кресла, — милого гостя невозможно перехвалить, он играет свою роль превосходно. Случай ясен, получено последнее подтверждение, — продолжал он, раскачиваясь и напоминая старый, обветшалый монумент в стиле барокко. — Теперь обратимся к нашему уважаемому милейшему Альфредо! Значит, его выдали этому гангстеру шефу, пока он разъезжал по стране на своем «ситроене». Еще год назад! Он может гордиться этим, наш друг, этот отец четверых деток, этот сын простого фабричного рабочего. И по праву. Еще во время войны он был мелким торговцем без патента, бродягой, торгующим контрабандными текстильными товарами, спекулянтиком с черного рынка — поездом из селения в селение или пешком проселочными дорогами, часто по многу километров, через темные леса, к дальним поместьям, с грязной кожаной сумкой за спиной, а то и просто с корзинкой, облупленный саквояжик в руке. Теперь он добился многого, обосновался в деле солидно, стал членом либеральной партии в отличие от своего марксиста-отца. Но кто же станет отдыхать на ветке, на которую в конце концов взобрался, если над ней, еще выше, выражаясь поэтически, видны другие ветки с лучшими плодами? Он, правда, хорошо зарабатывает, носится на своем «ситроене» от одного текстильного предприятия к другому, машина неплохая, но наш милый Альфредо видел выныривающие справа и слева новые модели, они мчались навстречу, пролетали мимо, обгоняли его. Страна богатела, кому же не хотелось испытать это на себе?