Клер Моуэт - Люди с далекого берега

— Входите, милая, садитесь, — с радушной улыбкой пригласила она меня. — Как это славно, что вы зашли нас навестить.

Тетушка Ида, маленькая, хрупкая старушка лет семидесяти, с седенькими волосами, собранными на затылке в пучочек, страдала болезнью ног. Ее лицо несло отпечаток прожитых лег и нелегкой жизни, и только карие глаза, как и у Эзры Роуз, смотрели молодо, весело.

Мы с тетушкой Идой сели к кухонному столу — на деревянные стулья с тисненым орнаментом. В комнату вошли Мэри с Дорис и застенчиво переминались у двери. Постояли-постояли и сели наконец на продавленную тахту — так хорошо знакомый мне атрибут кухонной меблировки. Мэри улыбалась, но в разговор не вступала. Ни тетушке, ни ей даже в голову не пришло познакомить меня с Дорис Риггс, которая родом тоже была из поселка, но с ней я раньше не встречалась. Мы как бы поменялись ролями. Если прежде мне случалось чувствовать себя неловко на пороге чужих кухонь, то здесь, в Торонто, Мэри и Дорис чувствовали себя не в своей тарелке в комнате, точь-в-точь повторявшей известную им кухню на Ньюфаундленде.

Мэри, которой шел восемнадцатый год, стала как будто поживей, чем раньше. На ней была красная нейлоновая блузка и темно-красные эластичные брюки со штрипками, губы накрашены помадой. Хорошенькая девушка, невысокая, легкая — в отца. Ей бы танцовщицей стать или гимнасткой. Девятнадцатилетняя Дорис была гораздо крупнее. Все говорило за то, что с годами она располнеет, уже сейчас намечается второй подбородок. Стоило Дорис улыбнуться, и на щеках у нее появлялись ямочки, но при этом обнажались и неровные зубы. Волосы зачесаны кверху, стянуты в пучок и скреплены лаком.

Я задала несколько вопросов об их работе, о том, нравится ли им Торонто, но потом оказалось, что говорить больше не о чем. К счастью, паузу заполнила тетушка Ида: не закрывая рта, она все говорила и говорила на близкую всем тему — про Балину. Она рассказывала о шхуне ее отца «Софи и Ида», о том, как однажды они с сестрой решили отправиться на остров Джерси, повидать дружка ее сестры.

— Бедный папаша так осерчал, что даже назвал нас паразитками!

Она покатывалась со смеху, а Мэри и Дорис сидели с вымученными улыбками, из чего следовало, что они уже не раз слышали эту историю. Рассказать о том, как она жила все годы после того, как покинула поселок, тетушке Иде было нечего, видно, ничего примечательного с тех пор в ее жизни не произошло.

В тот день я одолжила у брата старенький «моррис», захотелось покатать девушек по городу. Их удивило, что я откуда-то достала машину, но еще больше — что я умею ее водить.

Мы припарковались на огромной автостоянке в самом центре города, чуть южнее собора св. Джеймса, только тут Мэри оживилась и стала рассказывать мне о своей жизни в городе.

Из поселка они уехали сразу после рождества. У них с собой было по чемодану и деньги, которые они скопили за год работы на рыбозаводе. В январский шторм им только за двое суток удалось добраться до Новой Шотландии, оттуда началось их путешествие на разных автобусах, и в конце концов они прибыли в Торонто. Девушки не предполагали, что целых трое суток им придется добираться автобусом без всяких удобств. И на питание они потратили больше, чем рассчитывали. Наконец подъехали к самому уродливому зданию в Торонто — автовокзалу на Дандас-стрит, и здесь кто-то помог им взять такси. Водителю они назвали лишь улицу, на которой живет Ида Баффет. Они еще не понимали всей важности нумерации домов: в поселке все знали, кто в каком доме живет, и было бы просто глупо присваивать домам еще какие-то номера. Все равно, что людей нумеровать. Таксист, который им попался, судя по всему, был святой человек; он возил их по улице взад и вперед, останавливался то у одного дома, то у другого, спрашивал, не знает ли кто, где живет Ида Баффет. К счастью, им повезло, кто-то знал ее дом.

С тех пор в Торонто они бывали лишь в двух местах. Девушки всего-то и знали что фабрику игрушек, на которой работали и куда каждое утро они ездили на трамвае и откуда на том же трамвае возвращались вечером. Дома ужинали, после ужина смотрели телевизор. И еще одно место они знали — дом, где помещалось местное отделение Армии спасения и куда тетушка Ида хаживала по воскресеньям.

Их жизнь показалась мне настолько безрадостной, что я никак не могла понять, что же заставляло их жить в Торонто. Почему они не плюнули на все и не бросились сломя голову на поезд или на автобус, который доставил бы их в Сидни, потом паромом до Порт-о-Баска, а оттуда рейсовым пароходом до поселка? Ведь там даже у самых бедных людей жизнь краше. Даже у Рози Пойнтинг, которая вечно носится со своим выводком, и то в жизни больше радостей. И если я могла проводить время с родными или друзьями, расхаживая по театрам, ресторанам и картинным галереям, то Мэри и Дорис знали лишь свою фабрику и те улицы, которые видели из окна трамвая, трясущегося по Квин-стрит.