Клер Моуэт - Люди с далекого берега

Каждый год в канун рождества Фримэн Дрейк посылал в контору рыбозавода ящик спиртного. К тому времени все сейнеры уже стояли на якоре у пристани и завод прекращал работу. Когда рабочие и работницы приходили за последним в году жалованьем, их зазывали в маленький домик заводоуправления, там среди конторских шкафов и пишущих машинок их и угощали «рюмочкой к рождеству». Женщины редко отваживались принимать участие в столь будничном праздновании, но мужчины в большинстве случаев с удовольствием опрокидывали свою рюмочку в присутствии заводского начальства. Обязанности бармена исполнял Виктор Мосс, он аккуратно разливал ром, следил, чтобы никто не «причащался» больше двух раз. Фримэн Дрейк и Барбара в это время пожимали руки каждому рабочему или работнице, желали счастливого рождества.

— Необходимо для поднятия духа, — так оценивал Фримэн эту процедуру. — Рабочие должны знать, что их уважают.

Оби Кендэл не остался на «рождественскую рюмочку». Забрал жалованье и вместе с Эффи отправился по магазинам покупать подарки. И только когда он стал расплачиваться, обнаружил в конверте с деньгами записку: «С 24 декабря Вы больше не работаете в фирме „Мороженая рыба Балины“».

Он не показал записку Эффи ни тогда, ни после. Однако смекнул, что подарки следует покупать подешевле. Он стиснул зубы в порыве бессильной ярости. Что теперь делать? Вернуться на Великие Озера, жить вне дома по восемь месяцев в году? Может, переехать всей семьей в Онтарио, там есть работа? Но что скажет на это Эффи? Она очень робеет в присутствии чужих, ей наверняка будет одиноко в этих больших городах. Эффи не такая, как те женщины, на материке, которые ходят на работу, а когда возвращаются домой, кормят мужа магазинной колбасой и хлебом. И как в таком городе растить детей — станут топтаться, как куры на пятачке, не помня ни предков, ни своей родни, не зная даже, как зовут соседей.

И Оби решил, что никуда не поедет. Несколько месяцев сможет протянуть на пособие. Зато появится свободное время, много времени, чтобы поговорить с людьми, убедить их, что нечего им за этот рыбозавод держаться, как большинство местных. Еще целая зима впереди.

В последние светлые минуты наступающих декабрьских сумерек Оби обвил рукой Эффи, и, согнувшись под ветром, они зашагали к дому.

В январе, в ту пору, когда прямо с берега можно было видеть китов, прудик, что между школой и церковью, замерз и стал гладким как зеркало. Айрис часто ходила на пруд то с одной, то с другой из младших девочек Дрейков, они, как и большинство детей в поселке в ту зиму, учились кататься на коньках. Мы махали друг другу, когда я шла на свой урок, нагруженная всевозможными моделями для рисования: поплавками рыбацких сетей, бутылками из-под вина «кьянти», керамическими плошками.

К этому времени я уже полюбила свои уроки. Мне наконец удалось научить ребят определять пропорции на глаз, а не с помощью линейки. Кое-кто из учеников подавал надежды. Особенно один мальчик и одна девочка. Как только я их отучила от линейки, они стали рисовать не хуже меня. Еще несколько учеников рисовали вполне прилично. Но, как всегда случается, встречались и такие, которые были просто не в состоянии нарисовать хоть что-то отдаленно напоминающее реальный предмет.

— На каком уровне бутылки находится верхний край миски? — спрашивала я. — Какова ширина миски по сравнению с шириной стоящей позади корзины? Какую часть скатерти при этом вы видите?

Именно так спрашивали и нас преподаватели, когда я училась в художественном училище в Торонто, и в нужный момент (просто чудо!) эти вопросы пришли мне на память.

Сначала нежелание моих учеников задавать вопросы или просить о помощи ставило меня в тупик. Но потом я поняла, что это просто такая манера, а не отсутствие интереса. Здешние дети не вскакивают из-за парт, чтобы задать свой вопрос или ответить на мой. И в школе, и дома они прежде всего заботились о том, чтобы не унижать друг друга, демонстрируя свое превосходство. Я так и не разобралась, в чем дело: оттого ли они вели себя так, что за подобную обиду грозила расплата после школы — скажем, расквашенный нос, — или просто так у них было принято. Как бы то ни было, только сомнительные достоинства конкуренции, которая так поощрялась в мои школьные годы, здесь, слава богу, не прославлялись. По крайней мере до этой зимы.

В тот год зима была необыкновенно холодная и столько повсюду было льда, что преподобный Мэттью Уэй решил воспользоваться таким божьим даром, чтоб научить местных ребятишек играть в хоккей. Канадский «национальный» спорт был практически неизвестен большинству детей в поселке, которые еще не знали, что существует телевизор, и поэтому не имели возможности наблюдать, как люди то и дело калечат друг друга.