Клер Моуэт - Люди с далекого берега

Мы плыли на восток, и постепенно каменистые плоские берега уступили место высоким, величественным утесам. В такой ясный, безоблачный день, кажется, можно увидеть любой корабль, как бы далеко он ни находился, но в поле нашего зрения не было ни единого суденышка, и мы в полном одиночестве плыли по бескрайнему спокойному океану. Мне было очень жаль, что вокруг безлюдно и некому вместе с нами полюбоваться великолепной картиной.

Мы пообедали на палубе: хлеб, сыр, сардины и немного вина — наше стандартное меню во время путешествий, хотя надо сказать, на море все кажется намного вкуснее, чем на суше. На шхуне не было электричества, а значит, и холодильника. Однако даже в разгар лета мы не очень-то без него страдали. Сливочное масло, сыр, бекон и картофель хранились в специальном ящике под палубой, где было достаточно прохладно. Правда, и сама я все время мерзла, хотя на мне были толстый свитер, водонепроницаемая куртка, джинсы, толстые носки, резиновые сапоги и перчатки. Фарли, который более спокойно переносил холод, был одет полегче.

— Мы можем пройти еще немного, — сказал Фарли, оглядывая берег. — Еще только четыре часа, светит солнце и хороший попутный ветер. Ты как считаешь?

— А куда мы поплывем?

— Может, до Бешеной реки?

— Что же, давай!

— Прощай, Кюль-де-Сак-Вест, — отсалютовал Фарли далекой бухте, когда мы проплывали мимо. — Мы посетим тебя когда-нибудь в другой раз. Сегодня же нас манят иные дали.

Еще часа два мы плыли мимо неприступных утесов. Фарли сверился с картой и, наконец, направил нашу шхуну к едва видимой расщелине в каменной громаде высотой не меньше тысячи футов. Это и было устье Бешеной реки. Мы опустили грот и, включив движок, осторожно вошли в зловещую и грозную расщелину. Внезапно прямо перед шхуной встала стена бурлящей зеленой воды, мощной волной обрушившейся на наше суденышко. Шхуну качнуло — пластмассовые чашки и тарелки покатились в желоб для стока воды. Лицо и волосы мгновенно стали влажными от брызг. Фарли навалился на румпель, пытаясь вывести шхуну на середину реки, подальше от грозных стен каньона. Я кинулась спасать разлетевшиеся по палубе карты, бинокль и куртки. И вдруг так же внезапно, как бурная волна накатила на нас, все стихло. Мы плыли среди скал по широкой и спокойной реке. Впереди, в миле от нас, показались сгрудившиеся на берегу домики какой-то деревушки, окруженной задумчивыми холмами, освещенными закатным солнцем.

— О господи, — сказала я, — теперь я понимаю, почему французы назвали эту реку Бешеной.

— Мы попали в волну отлива, — объяснил Фарли, надевая сухую рубашку, — но это цветочки, тут еще не такое бывает, если задует зюйд-вест.

Перспектива еще раз очутиться в яростном водовороте повергла меня в раздумье. Может, остаться здесь навсегда, на этой Бешеной реке, и начать новую жизнь? Быть может, именно так определилась судьба тех, кто живет в деревушке, к которой мы приближались?

Вспомнив все свои мореходные навыки, я поставила фок, и мы медленно поплыли по реке.

Деревенские домики были ярки, как на картинке. Они усеяли подножие огромного утеса, выступавшего мысом, и издали казалось, будто они лепятся один над другим, точно в горных деревушках Италии или Испании. С утеса устремлялся к деревне сверкающий поток, словно поглощенный внизу лабиринтом домиков. Приблизившись, мы увидели группки людей, которые шли к причалу. Когда наша шхуна подошла к берегу, встречать нас высыпало все население деревушки. Народ толпился на маленьком причале, словно в торонтском метро в час пик. Фарли лихо развернул шхуну бортом к причалу. Люди на берегу завороженно смотрели на нас. Однако никаких приветствий мы не услышали — нас встретила гробовая тишина.

Как и у многих других поселений острова Ньюфаундленд, у этой деревушки было почтовое название, которое значилось на карте, но островитяне называли ее совсем по-другому. Так, местные называли реку Рози-ривер, и только приезжие вспоминали ее официальное имя, сохранившееся с тех далеких времен, когда эти места считались французской колонией.

На Ньюфаундленде про Рози-ривер много всякого рассказывали. Я и не мечтала попасть в эти места, они казались мне далекими, как сказочный Китай. Дорог сюда не было, а рейсовый пароход, ходивший вдоль побережья, заворачивал в устье реки, только если позволяли капризы природы: приливы-отливы, туманы и ненастье, да и то заходил он сюда не более чем на пять-десять минут. Мало кто из жителей Балины здесь бывал, но тем не менее неизменными персонажами всех балинских анекдотов был человек с Рози-ривер. Точно такие же истории рассказывают канадцы, живущие на материке, про жителей Ньюфаундленда. «Речники» считались бездеятельными провинциалами, хоть и были родственниками, и говорили-то они смешно, и ходили в каких-то обносках, и вообще никак не могли взять в толк то, что их более просвещенным сородичам из Балины, с острова Джерси и других мест было давным-давно привычным. Соседские ребятишки, которые заглядывали ко мне на кухню, утверждали, что все знают про Рози-ривер, что там одни лентяи и бедняки живут. Они, например, рассказывали, что люди одеваются там в рубища. Недаром же на Рози-ривер все отправляли свою старую одежду. Была даже сложена песенка про эту Рози-ривер, и однажды Дороти и Рут с удовольствием мне ее пропели: