Июнь Ли - Добрее одиночества

Он заметил, что она, когда улыбается, выглядит печальней и старше, – огорчительно, когда видишь такое у миловидной девушки, ведь улыбка – если она не то, что Коко и ее подруги практикуют перед зеркалом с модным журналом в руке в качестве образца, – должна быть лучшим женским украшением.

– Будь я своей лучшей подругой, я хотела бы знать ответы на эти вопросы, – объяснила Сычжо, и он уловил в ее голосе умиротворяющую нотку. – Разве это так уж бессмысленно? В сущности, я не солгала.

Девушка слишком долготерпелива с миром, подумал Боян; она, должно быть, никогда не была в положении, когда нетерпимость – возможный выбор, и она никогда не усматривала в ней свой долг.

– И что эта лучшая подруга внутри вас шепчет вам сейчас? Что я для вас плохой вариант?

– Могу я задать вам вопрос: у нас свидание?

Проще всего было бы отшутиться, умеряя тем самым странную настойчивость девушки, но достаточно ли этого? Не умалит ли он себя этим в ее мнении? В глазах Сычжо, когда Боян встречался с ней взглядами, ему виделась решимость не упускать ни единой подробности. Эта дотошность – ее природное качество?

– Традиционно говоря, нашу встречу следовало бы рассматривать как свидание.

– Ну а если говорить не традиционно? – спросила Сычжо.

– Почему вы спрашиваете?

– Потому что хочу знать, что вы думаете о таких вещах.

– Я или мужчины вообще?

Она, казалось, не знала, как теперь быть. Каждый вариант ответа ставил ее в положение, с которым нужно было бы примириться: спрашивая о его личном мнении, она рисковала бы тем, что он получил бы весомое место в ее жизни; выталкивая его обратно в океан мужчин, она поставила бы под вопрос свою честность.

В нем шевельнулась нежность: он уже знал ее, пожалуй, лучше, чем хотел. Каждый вопрос, на какой человек ищет ответа, неизбежно возвращается к нему, летит обратно бумерангом, врезается в его плоть. Она не ограждена от этого никакой броней, что бы она ни думала; нет, она не защищена совершенно: только тот, кто не ищет ответов, может быть уверен, что его ничто не тронет, не ранит.

– Я спрашиваю… – начала Сычжо, но осеклась, вновь задумалась. – Мне кажется, я хотела бы знать, что вы, лично вы, думаете.

Боян ощутил прилив удовлетворения, словно выиграл трудный бой с батальоном мужчин; их неразличимые лица быстро удалялись.

– Я считаю себя рядовым мужчиной в этом отношении, поэтому, конечно, полагаю, что пригласил вас на свидание, – сказал он, сохраняя вдумчивое выражение лица. – Но вы просите о большей откровенности, поэтому скажу вам больше: лишь с очень серьезными оговорками я рассматриваю это как свидание.

– Почему с оговорками?

– Потому что разве должен такой разговор происходить на свидании, как по-вашему? Когда люди всецело во что-то погружены, они не анализируют и не спрашивают, почему погрузились.

– Понимаю, – сказала Сычжо, и Боян подумал, что она выглядит слегка расстроенной.

Во время их первой встречи она казалась более довольной – правда, говорили они не на такие трудные темы: она рассказывала о своей работе и о детстве в деревне на севере, он задавал вопросы и, в свой черед, сообщил несколько безвредных подробностей о своей жизни.

Оба молчали. Разговор, похоже, принял неожиданный оборот, хотя Боян не мог решить, разочарован он или нет. В жизни этой девушки ему нечего было делать, и ему следовало радоваться, что ей хватило здравого смысла поставить его присутствие под вопрос. И все же хотелось побыть с ней немного дольше; хотелось даже признаться ей – но в чем? – тревожно подумал он. В этой девушке, казалось, имелся некий центр, может быть, неведомый ей самой, некий таинственный вакуум, сам собой притягивавший его к ней. Могла ли это быть ее юность или невинность? Нет, что-то другое. Он подумал о другой девушке, встреченной много лет назад, о сироте, из-за которой он повел себя как дурак. Ничего юного, ничего невинного в Жуюй не было даже тогда; и тем не менее был в ней, тянул его в себя такой же вакуум, опасный в ее случае. Чтобы успокоиться, Боян поднял к губам чашку. Люди не исчезают из твоей жизни, они возвращаются в другом обличье.

– Допустим, мы не на свидании, – сказала Сычжо. – Тогда что мы теперь? Пожмем друг другу руки и попрощаемся?

Боян показал на свои часы.

– Мы сидим тут всего двадцать минут, – заметил он. – Вам не кажется, что разойтись сейчас было бы чуточку поспешно?

– А вам как кажется?

Она не сводила с него глаз.

– Вы пришли сегодня только чтобы узнать, свидание у нас или нет?