Июнь Ли - Добрее одиночества

К тюрьме кроме Можань подошли только четыре студента: двое индийцев и молодая пара из Таиланда. Через несколько минут появился мужчина – небольшого роста, пухлый, лысый, в строгом темном костюме – и представился Йозефом. Он сказал, что женщина, которая все организовала, заболела желудочным гриппом и он ее заменяет.

Шерифа, проводившего экскурсию, немногочисленность желающих, похоже, не смутила. Его вступительный рассказ в вестибюле занял почти час: он в подробностях поведал о том, как в него стреляли, когда он был подростком, как он пережил психологическую травму, с какими повседневными трудностями сталкивается сотрудник правоохранительных органов, что такое Америка и ее юстиция.

Тайский студент и студентка улыбались и кивали, сплетя пальцы за спинами. Индийцы галантно выставили руки, когда шериф достал наручники, чтобы продемонстрировать более жесткий и менее жесткий способы ареста. Можань подумывала, нельзя ли тихо уйти, но путь прилежно загораживал Йозеф, стоявший позади подопечных. В очередной раз она прочла табличку на стене с часами свиданий, которые уже выучила наизусть. Была суббота – единственный день, когда свидания не разрешались. В голове у Можань иголкой пульсировала боль, но побыть в окружной тюрьме, откуда ее, так или иначе, выпустят, – конечно, не самое тяжелое из того, что следует вытерпеть в жизни.

Когда шериф отпер металлические ворота, посетители-иностранцы испытали облегчение, смешанное с тихим почтением. Через решетчатую дверь камеры общего режима они увидели нескольких мужчин в оранжевом, сидящих за столом и играющих в карты; никто из заключенных даже не взглянул на процессию в коридоре. Когда тайцы робко спросили, из-за чего эти люди оказались здесь, шериф ответил, что по самым разным причинам. В пустой камере шериф показал им металлический унитаз без крышки и сиденья и свернутый коричневый матрас в углу. С помощью рулетки показал, какого размера окно: ширины не хватит, чтобы даже самый тощий человек мог пролезть, но вид на окружающий мир – на голые кроны деревьев, на низкие свинцовые облака – вполне достаточный.

Из четырех камер строгого режима занята была одна, и шериф остановился у двери. Он отпер окошко, заглянул и снова запер. Послышался женский голос: хныканье, потом крик, потом опять негромкое хныканье. В металлической корзинке на дверной раме лежали зубная щетка и крохотный тюбик пасты.

Тайская пара отвернулась, им как будто было неловко за шерифа. Когда он спросил, хочет ли кто-нибудь испытать на себе смирительную рубашку, которая висела в коридоре, никто из жизнерадостных индийцев не вызвался. Кружным путем они пришли в кабинет, где шериф произнес еще одну длинную речь. Когда группу наконец выпустили на холодный пустой тротуар, уже смеркалось. В оранжевом свете фонарей беззвучно падали большие хлопья снега, и мир уже был покрыт непотревоженным слоем белизны.

Индийцы и тайцы увидели снег первый раз в жизни и все как один приободрились, словно предыдущее было испытанием, которое они должны были пройти, чтобы заслужить это восхитительное зрелище. Вскоре обе пары удалились – одна потянулась вверх по склону, другая двинулась к озеру. Какое-то время Можань и Йозеф стояли на месте: каждого сковывал страх перед своим отдельным одиночеством. Потом он спросил ее, как она, и предложил выпить по чашке горячего шоколада, чтобы оправиться от тяжелых впечатлений.

В кафе Йозеф спросил Можань, откуда она, что изучает в университете и испытала ли в Америке культурный шок. На эти вопросы у Можань имелись готовые ответы, удерживающие собеседника от дальнейших вопросов. Получив ответы, Йозеф сказал о себе, что не принадлежит к церковной группе, но его старается приобщить к ее деятельности одна супружеская пара, его старые друзья.

– Надеюсь, другие мероприятия вам понравились больше, чем сегодняшнее, – сказал он.

Можань ответила, что ни на одном из других не была.

– Вам захотелось именно в тюрьму? – спросил Йозеф. – Не на футбольный матч? Не на Октоберфест?

На это у Можань не был заготовлен ответ, и она только покачала головой, как будто тоже была озадачена. Она познакомилась в новом городе кое с кем, но дружбу заводить не хотела; в Мадисон, учиться инженерному делу, приехала и другая девушка из ее колледжа, но, когда она предложила поселиться вместе, Можань отказалась. Йозеф молчал, ждал ответа, и тогда она сказала, что у нее, вероятно, отрицательный взгляд на мир, что ее притягивает темная сторона жизни. Она умолчала о том, что Октоберфест и университетский футбол не привлекли ее потому, что туда ходят вместе с другими.