Дженнифер Уорф - Вызовите акушерку. Прощание с Ист-Эндом

Шок, ужас и паника лишили её дара речи. Она была ещё совсем молода, немногим больше двадцати, и никогда не видела ничего подобного. Завернув тельце в простыню, она попробовала сделать искусственное дыхание рот в рот, попыталась помассировать пуповину по направлению к животу, в напрасной попытке возобновить кровоснабжение, простимулировать сердце. Всё тщетно. Ребёнок был мёртв.

– Почему вы его так бросили? – вопросила она чуть ли не в слезах.

– Мы не знали, что делать.

– У вас есть дети? Вы же знаете, что ребёнка нельзя оставлять в горшке головой вниз.

– Никто не говорил нам, как надо. Откуда ж нам знать?

– Почему вы не позвали нас раньше?

– Всё произошло очень быстро. Времени не было.

– Так почему вы не взяли сына на руки?

Они промолчали. Женщина смотрела в потолок, а мужчина пускал дым в окно, глядя на улицу.

– Мне надо обратиться к старшей акушерке.

Я не знаю, что делать.

Эна выбежала из комнаты и поспешила вниз по лестнице, спотыкаясь и чуть не падая. На улице ей понадобилось несколько минут, чтобы прийти в себя, и акушерка привалилась к стене. Расстояние было небольшое, всего несколько сотен ярдов [41], но она еле держалась на ногах.

Старшая акушерка вызвала полицию и отправилась к супругам Хардинг. Те пересказали стражам правопорядка ту же историю. Тело ребёнка забрали на вскрытие.

В отчёте говорилось, что это был здоровый, доношенный младенец. Все внутренние органы – сердце, мозг, лёгкие, печень, почки, кишечник, кровеносная система – были полностью развиты и должны были нормально функционировать. Лёгкие расширились при родах, и мальчик успел сделать несколько вдохов, но потом в них попала кровь и околоплодная жидкость. Заключение гласило, что младенец захлебнулся попавшими в лёгкие жидкостями.

Несколько недель спустя состоялось дознание, на котором Эне пришлось давать показания. Она рассказала всё, что знала. Мистера и миссис Хардинг подвергли допросу. Хильда сказала, что стояла на учёте в гинекологической клинике Армии спасения, что она почувствовала начало схваток и попросила соседку, миссис Хаттертон, позвать её мужа и присмотреть за младшими детьми. Билл вернулся, и когда они собирались в больницу, ей захотелось в туалет. Она присела на горшок, и ребёнок выскользнул из неё.

Старшая акушерка подтвердила, что это звучит правдоподобно, и женщина, у которой это была не первая беременность, действительно могла почувствовать лишь лёгкий дискомфорт и тяжесть в животе – как и описала миссис Хардинг. В этом случае роды заняли бы не более четверти часа от самого начала схваток до появления на свет младенца.

Когда следователь спросил Хардингов, что произошло дальше, они вновь сказали, что не знали, что делать, а подсказать было некому. Мистер Хардинг сообщил, что ему пришло в голову сходить за местной акушеркой, но когда он вернулся, ребёнок был уже мёртв.

Следователь заметил, что затрудняется с выводами. Ему было сложно поверить, что супруги Хардинг не знали, что делать. Однако можно было предположить, что в отсутствие квалифицированной акушерки или врача двое безграмотных, необразованных людей действительно могли впасть в ступор, особенно если их потрясли такие внезапные и быстрые роды. Мистер Хардинг поступил так, как они сочли нужным, – отправился за акушеркой. Но было уже поздно.

Вердикт оставил вопрос открытым – это значило, что дело не закрыто, и если в нём появятся какие-либо новые улики, его могут рассмотреть заново. Но новых улик так и не поступило.

Хорошо, что в ту ночь дежурила Чамми. Кому ещё хватило бы мужества, энергии и физической силы отважиться на то, что сделала она?

Камилла Фортескью-Чолмели-Браун происходила из старой семьи «строителей империи». В её роду были полковники и начальники. Все женщины звались леди Такая-то или Сякая-то и умели не только устраивать вечеринки или балы на тысячу персон, но и выживать в знойной глуши, управлять поселением и поддерживать своих мужей, начальников колонии, в одиночку руководивших территориями размером с Уэльс. Что бы ни говорили о Британской империи, те, кто стоял во главе, воистину отличались храбростью и надёжностью.

В этом отношении Чамми была типичной представительницей своего рода. Во всём остальном она была белой вороной – нескладной, неловкой и застенчивой. Роденская школа и дорогие пансионы не пошли ей на пользу. Чамми не обладала никакими социальными навыками, совершенно не подозревала об этом и неизменно обижалась, когда мать давала ей понять, что она снова опозорила семейство. Не помогало также и то, что она была больше шести футов [42]ростом и плохо управлялась со своими длинными конечностями. Она то и дело падала или врезалась во что-нибудь, и после нескольких конфузов в общественных местах родители решили больше никуда её не брать. Ей предлагалось на выбор множество достойных леди занятий, но вскоре стало ясно, что она ни на что не пригодна.