Дженнифер Уорф - Вызовите акушерку. Прощание с Ист-Эндом

Хотя мне не удаётся придумать счастливого окончания этой истории, Кэти была полна энтузиазма, и, возможно, жизнь пощадила её. Может, всё обошлось. Будучи медиками, мы встречаем людей в самые драматичные моменты их жизни и зачастую привязываемся к ним. Но они покидают нас, уходят, словно корабли в ночи, и больше мы о них ничего не знаем.

Как-то раз после утреннего обхода я ехала обратно в Ноннатус-Хаус. Напевая себе под нос, я лавировала между грузовиками на Ист-Индия-Док-роуд на своём стареньком «Ралее» – тяжёлом, словно сделанном из свинца, с двумя неработающими передачами из трёх, – и тренировалась отпускать руль на ходу. Вдруг я заметила впереди себя Синтию – она ехала куда медленнее, и её велосипед вилял по дороге. Я весело окликнула её, но когда мы поравнялись, увидела, что моя коллега плачет, и встревожилась:

– Что случилось, милая?

Лицо Синтии сияло от слёз. Мимо нас прогрохотал грузовик: водитель беспрерывно жал на клаксон и изрыгал проклятия.

– Так, давай-ка съедем на обочину, пока нас не задавили. Что произошло? Рассказывай. Первый раз вижу тебя такой.

В нашей компании Синтия считалась самой мудрой и взрослой и часто выступала в роли миротворца. Странно было встретить её в слезах посреди улицы. Я протянула ей свой носовой платок.

– Ребёнок умер, – прошептала она.

– Не может быть! – ахнула я.

Синтии не было всю ночь – она вернулась только к завтраку, усталая, но радостная, и рассказала, что роды прошли успешно и на свет появился здоровый маленький мальчик. В шесть утра она оставила маму с сыном в абсолютно нормальном состоянии и должна была вернуться через четыре часа. В половине девятого я ушла на утренний обход. Синтия в это время мыла и стерилизовала инструменты и делала записи, чтобы вернуться к матери с новорождённым к десяти утра.

– Что случилось? – спросила я, когда она чуть-чуть оправилась.

– Я поехала обратно, – начала рассказывать Синтия. – Мне и в голову не пришло, что что-то может пойти не так. Дверь была открыта, я вошла и увидела, что все плачут. Мне сказали, что малыша не стало. Я пошла и осмотрела его сама – он действительно умер и уже успел остыть.

– Но как? Почему?

– Не знаю.

Она высморкалась и вытерла глаза.

– Не знаю, не понимаю… – произнесла она и вновь залилась слезами.

– Слушай, пойдём домой, только лучше не залезай на велосипед, а то ещё упадёшь. Давай я поведу.

Мы двинулись обратно. Я катила оба велосипеда – жест благородный, но довольно бессмысленный. Вы когда-нибудь пробовали одновременно везти два велосипеда по мостовой, переполненной людьми, колясками и детьми? Вскоре Синтия плакала уже от смеха.

– Давай-ка мой велосипед, пока ты кого-нибудь не покалечила.

Долгое время мы шли молча. Я не знала, уместно ли задавать вопросы или лучше помолчать, но наконец Синтия сама сказала:

– Они его забрали.

– Кто? Врачи?

– Нет, полицейские.

– Полицейские? Зачем?

– Вскрытие. Родители были против, но они сказали, что так полагается по закону, если смерть наступила внезапно и без видимых причин, – голос её дрогнул, и она снова заплакала. – Не знаю, может, это я что-то не так сделала… Постоянно вспоминаю, как всё происходило: мальчик родился, тут же закричал, я прочистила ему дыхательные пути, перерезала пуповину, всё было стерильно. Конечности двигались нормально, позвоночник был прямой, дышал он нормально, сосательный рефлекс присутствовал… Я ещё подумала, что ребенок просто идеальный. Не понимаю, почему он умер. Неужели я виновата?

Синтия поёжилась. Было заметно, что она шагает с трудом. В этот момент переднее колесо её велосипеда врезалось в автобусную остановку, из-за чего руль резко повернулся, и бедняжка налетела на него грудью и вскрикнула от боли. Мы выкрутили руль обратно.

– Перестань, ты всё правильно сделала. Ты же лучшая акушерка среди нас. Я уверена, что ты тут ни при чём.

– Нельзя быть уверенной, – прошептала она. – Поэтому и нужно вскрытие.

Некоторое время мы шли молча. Мне не хотелось мешать её размышлениям, но я всё же не удержалась от вопроса:

– А как ты поступила, когда увидела, что он мёртв?

– Попыталась сделать искусственное дыхание, но было уже поздно.

Она вся дрожала, и я с трудом разбирала её слова.

– Давай свернём на какую-нибудь улицу потише, – предложила я. – Шум раздражает. Там всё и расскажешь.

Мы завернули за угол и продолжили путь по более тихой улочке. Здесь на тротуарах играли дети, а женщины мыли пороги или вытряхивали коврики. Некоторые здоровались с нами.