Роса Монтеро - Дочь Каннибала

Для наркомана, а любовь такого рода подобна наркотику, слово «навсегда» не имеет временного значения, иначе говоря, не воспринимается как чередование дней, месяцев и лет, а обладает мгновенным воздействием, как если бы под твоими ногами вдруг разверзлась пропасть. И ты готов на все, лишь бы заполнить эту пустоту. Унять боль утраты. Я отправился к дому Амалии. Совершенно не помню, как я туда добрался, каким образом преодолел расстояние от театра до ее дома. Помню только, как подбежал к коричневой двери и яростно надавил на кнопку звонка, заранее зная, что все это бесполезно, потому что она уехала. Но дверь открылась. И появилась она. Непричесанная, бледная, под глазами темные круги. Она вышла босиком, в шелковом китайском халате. Помню, мы долго смотрели друг на друга, не говоря ни слова, а потом она развязала пояс халата. Я принадлежу к другому поколению и не люблю распространяться об интимных вещах, скажу только, что в ее объятиях я снова забыл, кто я и как меня зовут. Так я и не завершил свой обход, более того, не пошел и на встречу с профсоюзными лидерами. Честно говоря, я не то чтобы забыл об этом – нет, речь шла скорее о жертвоприношении, о том, что я приносил в жертву Амалии свою жизнь, достоинство, благоразумие. Такого рода любовь требует жертв.

На следующее утро, удовлетворенный, расслабленный, добившийся своего, я проснулся от яркого безжалостного света и вдруг в полной мере ощутил тяжесть своей вины. Я знал, что Виктор волнуется, ведь они наверняка считают, что я попал в лапы полиции, и, может быть, из-за этого даже отменили встречу. Мне было очень стыдно, и я понял, что должен принять окончательное решение. Пересилив себя, я приготовился вернуться в пансион и выдержать гневные упреки брата. Сочинил какую-то отговорку для Амалии, которая по-прежнему думала, что я Мигель Пелаэс, и не подозревала о моей подпольной деятельности, и пошел. Я надеялся объясниться с Виктором, сказать ему, что я выхожу из борьбы навсегда, и вернуться к Амалии. Чтобы любить ее и ненавидеть, чтобы жить и чтобы умереть. Я не представлял, какое будущее ожидает меня, если я свяжу свою жизнь с Амалией, зато твердо знал, что без нее не проживу и дня.

К несчастью, никогда не смогу забыть то утро и ту сцену. Когда я вошел в вестибюль здания, на третьем этаже которого располагался наш пансион, племянница швейцара мыла лестницу. Заметив меня, она мгновенно выпрямилась во весь рост, заулыбалась и принялась вытирать свои красные заскорузлые руки о фартук. «Кузен Раймундо, вот это сюрприз! А мы ждали тебя в следующее воскресенье, – с этими словами она обняла меня за шею и расцеловала в обе щеки. – Ты прекрасно выглядишь! А как там тетя Домитила?» «Хорошо», – настороженно ответил я. «А дядюшка пошел перекусить. Хочешь, провожу тебя туда?» Она ухватила меня за руку и чуть ли не выволокла на улицу. Девушка была могучего сложения и довольно некрасивая, лет около двадцати пяти. Мы перешли улицу и, пока не повернули за угол, оживленно несли какую-то околесицу. Там девушка остановилась. «Я не знаю, кто вы такие, и не хочу знать, – сказала она, сразу посерьезнев, – но только тебя наверху дожидается полиция». «Полиция? – забеспокоился я. – А где мой брат?» «А, так ты ничего не знаешь…» – протянула девушка и, вынув из-за пазухи газетную вырезку, сунула ее мне в руку. «Больше сюда не приходи. Если тебя схватят, я тебя не видела», – выпалила она и собралась идти. «Почему ты это сделала?» – спросил я. Девушка пожала плечами: «Мой отец был членом партии. И его убили». Видишь, какие номера откалывает жизнь: я, анархист и сын анархиста, обязан жизнью коммунисту.

Думаю, ты уже догадалась, что было в этой газетной вырезке. Что произошла перестрелка между сотрудниками полиции и двадцатью преступниками – так нас всегда именовал режим. Что был убит один полицейский и шестеро бандитов. И среди них – профсоюзный лидер Хосе Сабатер и мой брат.

Впоследствии я узнал, как это все случилось. Полиция схватила одного нашего товарища, и он под пыткой выдал место собрания. Этим несчастным был Жерминаль, тот самый, с кем я ходил в гости к Дуррути в довоенные времена, и злополучная третья встреча у меня была назначена именно с ним. Если бы я доехал до места свидания, то, обнаружив его отсутствие, сразу бы забил тревогу. Но я не доехал. И все, как ни в чем не бывало, отправились на собрание и попали в засаду.

Две вещи не дают мне покоя до сих пор. Во-первых, почему, когда я не вернулся, мой брат ничего не заподозрил? Почему, находясь в неведении относительно результатов обхода, он не отменил встречу с Сабатером? Мне приходит на ум только один ответ: Виктор интуитивно почувствовал, в чем дело, он догадался, что я вернулся к Амалии, и хотел прикрыть меня, дать мне новый шанс, надеясь, что на собрание я приду. Я же говорю, в последние недели мы с ним снова очень сблизились.