Анатолий Алексин - Не родись красивой…

— Обещаю, что не оставлю тебя! — тоже поднявшись и обняв дочь, пообещала Полина Васильевна. — Разве поступить иначе было бы по-матерински? Поверь и успокойся… Во мне найдутся сверхвозможности. Я чувствую это. А где наш супруг?

— У него операция, — успокоенно и чуть ли не весело солгала Маша. То был недолгий побег из реальности. — Он теперь и консультирует тоже. Это считается повышением, — еще раз отклонилась она от истины.

Отныне ей предстояло скрывать недуг мужа от мамы, а мамин — от мужа.

— Вот когда он придет…

— Я же просила тебя не курить, — опять куда-то в пространство прошептала дочь. — Это была единственная просьба, которую я бесконечно твердила, а ты не выполнила. Единственная и самая главная!

— Я честно старалась…

— Лучше бы ты не выполнила все остальные!

Мама вновь стала утешать ее осторожными, столь отличными от мужских, ласками и поцелуями, будто в девчачьи невозвратные годы дочь с кем-то поссорилась или пролила чернила на скатерть. Если б взрослые беды измерялись масштабами тех детских бед!..

— Я же только что пообещала тебе — и обещание не нарушу.

«Кабы это зависело от тебя… — Маша вздрогнула от своей мысли. — И хоть от кого-нибудь на свете зависело!»

— Вот придет наш муж — мы сядем за стол…

— Ему об этом диагнозе — ни полслова!

— Он и правда любит меня?

— Ты знаешь. И поэтому…

Она берегла маму, не извещая ее о новой, до приговоренности опасной болезни мужа. И о том, что Алексея Борисовича вызывала прокуратура. Она берегла мужа, решив не сообщать ему о болезни мамы. Кто-то же должен был и ее оберечь… Но и это выпало на собственную ее долю. А еще была надежда на четвертого человека в стране…

Тревожные мысли обручем сжимали Машину голову и мешали сосредоточиться на поисках записной книжки мужа. Спазмы все настойчивее и регулярней мешали ей пробиваться к самому главному, мешали оглядываться «с холодным вниманьем вокруг»… Ящик рабочего стола она выдвинула. С разных сторон стал заглядывать ей в глаза доверчивый детский почерк. Она отвлекалась на слова, фразы, абзацы. Но наконец нащупала в темном углу затаившуюся записную книжку. Раскрыла ее… Телефонные номера казались ей закодированными взаимоотношениями, характерами… Некоторые были зачеркнуты. Вместе с фамилиями и именами. По какой причине? Ссора, разлад или просто ненужность? А некоторые были обведены черной рамкой: абоненты уже отсутствовали на земле. Вот и закладка, которая углубилась в книжку и была еле видна. А вот и черный кружок. Все черное представлялось ей траурным. Кружок мог показаться и замкнутым кругом. Но внутри обитал номер, способный разомкнуть любой круг: то был знак беспредельного могущества власти.

Маша набрала номер четвертого человека в стране.

— Да, — послышался в трубке голос без красок и интонаций.

Она представилась как жена профессора Рускина. Четвертый человек дорожил своим сыном — и не забыл, кто вернул ему жизнь:

— Да, да…

Более яркие эмоции на его уровне, вероятно, не были приняты.

Маша попросила принять ее в тайне от мужа.

— От мужа? — Смысл ее просьбы и гипнотические свойства ее голоса заставили окраситься эмоциями и его голос. — Это срочно?

— Очень! — ответила Маша так, что срочность не вызывала сомнений. — Мне бы хотелось с вами увидеться завтра.

— Завтра Старый Новый год… Но если срочно, так и быть.

«Мне бы хотелось с вами увидеться» — эта фраза, может быть, подтолкнула его на согласие и позволила произнести то, что уж вовсе противоречило рангу.

— Мне кажется, у профессора обаятельная жена, — сдержанно прококетничал он в телефонную трубку. Из истории было известно, что повелевать владыками, а то и определять судьбы империй — это было призваниями и привилегиями иных женщин. В прямом смысле иных , ибо Маша на себя столь редкостные качества не распространяла.

Аудиенция была назначена на пятнадцать часов.

— После обеда, — пояснил он, видимо придавая трапезе большое значение.

— Мне выпишут пропуск? По паспорту я — Мария Андреевна Беспалова.

— В первом подъезде вас встретят. Покажете документ. — Он сделал уверенное ударение на втором слоге. — Не забудьте: первый подъезд.

Через другой, не первый, путь к нему пролегать не мог.

— Константирую , что у профессора очень прекрасный вкус, — окинув Машу высокомерно-оценивающим взглядом, проговорил четвертый человек в государстве. И Маша опять вспомнила, что носила его портрет на октябрьской демонстрации, что день был дождливый и краска с портрета стекала ей на лицо. «За что же портрет, если он так настойчиво «константирует», щедро даруя и без того тягучему слову лишнюю букву «н», а вкус моего мужа обзывает «очень прекрасным».