Евгений Рубаев - Рыбья кровь

— Так чё хотели-то?

Широкобровый был смертельно испуган не столь этими двумя ударами, сколько спокойным тоном вопрошавшего:

— Мы — ничего. Нет проблем! Парни, нет проблем!

Нападавшие всей ватагой потянулись на выход, в спешке заклинивая друг друга в дверях. Разочарованные зеваки стали расходиться, комментируя преимущество родного русского кулачного боя против заграничного каратэ. Мент, всё это время стоявший спиной к драке, повернулся лицом к полю боя.

В зале ресторана к Рафу с Шурой стали подходить незнакомые участники гулянья в ресторане и наперебой угощали их шампанским и коньяком. К закрытию ресторана победители так набрались, что домой спать не попали, а переночевали у друзей Шуры, причём Раф спал на полу — места на диване ему почему-то не досталось. От этого утром он проснулся с болевшими от лежания на жёстком боками. Попили чаю, предложенного хозяином, и разошлись каждый за своими вещами, договорившись встретиться у вагона.

Ехали в поезде долго. По Коми-республике железная дорога идёт однопутная, на разъездах пропускаются встречные товарняки.

Дорогу строили во время войны, в основном и без исключения, зэки. В Воркуте есть уголь, нужный для производства стали — коксующийся. Для войны нужна была сталь, и «Сталин дал приказ!» Дорогу строили, главным образом, лопатами и тачками. Один исследователь навёл статистику: «На всей дороге от Ленинграда до Воркуты зэков закопано больше, чем шпал!» По тундре вести железную дорогу легче, чем по тайге или лесотундре, лес — его ещё надо свалить, пеньки выкорчевать, а трасса шириной семьдесят метров. Оттого зэкам приходилось на руках, предварительно раскряжевав, выносить брёвна по обе стороны трассы на расстояние тридцать пять метров по колено в болоте. Воистину каторжный труд! Причём почвы в лесной зоне испытывают летнюю оттайку и проседают. А в тундре же грунт сыплют прямо на мерзлоту, и от её присутствия провалы полотна редки — насыпь держится за счёт мерзлоты. Жили строители здесь же вдоль дороги, в лагпунктах. Бараки строили из сырого леса способом «взабирку». Это когда ставят столбы-стойки с пазами, в пазы, как в направляющие, набирают брёвна. Греет зимой такое жилище не то чтобы качественно, но от ветра заслоняет. Морозы в лесистой местности достигают минус пятидесяти пяти. Поэтому людям, живущим в построенных взабирку бараках, не до высокого искусства, о котором говорят, рассказывая о страданиях певцов и артистов, которые «мучились» в нетопленном театре на репетициях во время войны. Строителям железной дороги и другим работягам до настоящего времени, впрочем, приходится в мороз выходить на работу и давать норму. Но всё описанное не так изнуряюще тяжело, как комары летом! Особенно когда летняя температура поднимается выше двадцати, а влажность из-за болот очень высокая. Раздеться нельзя — комары убьют, а в одежде ужасно душно. От этого у некоторых сердце просто физически останавливается. Кроме комаров, ещё есть мошка, она имеет способность и привычку залазить ползком куда угодно. Если комар слёту просто жалит, то мошка, путешествуя, грызёт кожу. От этого насекомого у многих каемочка границы волос на голове проедена дорожкой такими узкими болячками. В туалет сходить по-большому просто нереально! Ни летом, ни зимой. Когда комары, а когда мороз. Вдоль железнодорожной насыпи много кладбищ. Кресты на них покосившиеся, как пьяные. В инженерной геологии есть такой термин: «пьяный лес». Вдоль железной дороги Ленинград-Воркута — «пьяные кладбища». Почву выдавливает мерзлотой, причём векторы сил могут меняться через метр. Посёлки на Крайнем Севере с неровными коньками крыш и стенами, если фундамент этих бараков на низких поленьях — стульях.

У этой железной дороги на станции Сейда есть единственное ответвление. Ветка называется Сейда — Лабытнанги. Идёт эта ветка через перевал Полярного Урала. Перепады высот там гигантские и полсостава тянут двумя тепловозами. Лабытнанги — столица лагерей Западной Сибири. На траверсе, на другой стороне реки Оби, стоит Салехард. Самый странный с экономической стороны город. Его делит на две половины Полярный круг. Люди, работающие в разных частях города, получают разные северные надбавки. Но это другая история… А, в общем, если погода хорошая, то из окон поезда видны круглый год горы Полярного Урала цвета сахара. Зрелище незабываемое. До тех мест, откуда виден Полярный Урал, далеко.

В молодости с похмелья кушать хочется! Рафа с Шурой подкармливали попутчики по купе. Шура тоже сказался студентом и их обильно кормили салом и огурцами. Конечно же, крутыми яйцами и варёной курицей. Без этих двух съестных припасов русской железной дороги не бывает! Налили им и по полстакана самогона, который везли аж с самой Украины. Эти полстакана завели товарищей, и они подались в вагон-ресторан промышлять пивка. Денег у них оставалось «на резерве» — Раф отложил сумму, равную стоимости билета на теплоход, ходивший по реке от Печоры до городка, где стояла база его экспедиции. Остальные деньги передал Шуре, чтобы он объединил со своими на пропой. Заведующий вагоном-рестораном, который был, кстати, закрыт на перерыв, с вида жулик был типичный. Раф сразу въехал в тему и понёс ему всякие загадочные посулы про валюту, фарцовку и прочую чернуху. Заведующий был тёртый жучара, или стремился к тому. Поэтому, оглядев одежду просителей и оценив наглость напора, пропустил их в салон ресторана. Пива, конечно, не было. Заведующий кинул им спасательный круг: