Павел Хюлле - Вайзер Давидек

После слов пастыря еще мощней, с удвоенной силой зазвучал орган, и храм наполнился до краев молитвенным «Слушай, Иисусе, как молит тебя народ, слушай, слушай и сотвори с нами чудо!» Люди украдкой утирали слезы, а я смотрел назад, где ангелы с кривыми, как сабли, трубами, среди огромных вращающихся звезд, с толстощекими, как у купидонов, лицами дули в свистульки, раздували волынки, звонили в колокольчики, гремели треугольниками и тарелками, где все это золотое, серебряное, мраморное и деревянное звучало, двигалось и играло во славу вечную.

Вечером над городом пронеслась гроза, первая в то лето, и все усматривали в этом знак Божий, а также знак особой святости его преосвященства епископа. «Если бы не он, – говорили, – не упало бы ни капли дождя». Но ливень не продлился и получаса, и сразу же после него распогодилось, и все оставалось как прежде – смрад от «рыбного супа» в заливе, духота в воздухе и сушь на земле. На другой день утром я стоял в магазине Пирсона, куда мать послала меня за картошкой, и слушал, что говорят женщины в очереди.

– Да-да, моя золотая, – доказывала одна, – если бы все приняли причастие, лило бы три дня и три ночи.

– Да разве можно людям верить? Кто-то вроде и в костел ходит, будто даже молится Пресвятой Деве, – раскипятилась другая, – а дома и на работе обо всем забывает. После получки напьется как свинья, а когда секретарь спросит насчет убеждений, сразу отвечает, что только в Маркса верит, будто бы для рабочего люда эта вера надежнее, чем Евангелие!

– И это называется католик? – вмешалась третья женщина. – И с таким очутиться в раю – где уж там!!!

– Посмотрите, мука подорожает, и яйца, и картошка, – доказывала первая, – от такой засухи добра не жди!

– Еще и война начнется, – ужаснулась вторая, – раз цены ползут вверх, это наверняка к войне.

Я перестал слушать эти откровения, так как думал теперь, что в соборе вместо епископа среди золотых гирлянд амвона должен бы стоять Желтокрылый и вместо слов надежды и любви лучше бы верующие выслушали жуткие пророчества безумца. Если бы епископ, как Желтокрылый, развернул перед собравшимися грозную картину разрухи и гнева Господня, если бы, как тот, говорил о крови, трупах и каре за безбожие, думал я, наверняка больше бы людей пало на колени и, бия себя в грудь, призналось бы: «Моя вина, моя вина, моя великая вина!!!» Только от чьего имени говорил епископ и от чьего – Желтокрылый? Вместо ответа расскажу, что было дальше.

Накануне Петр спрятал парабеллум в своем погребе, а ключ от замка положил на комод в прихожей. На беду, его отец, уходя на работу, забрал ключ с собой, скорее всего по ошибке. И теперь мы вынуждены были ждать возвращения его папаши, маясь от скуки в высохшем подчистую садике рядом с домом. Где-то около двух я увидел пани Короткову с корзиной белья. «Ой-ой, – говорила она, – что теперь будет, наказание божье с этими мужиками. – Тут она поставила корзину на землю, достала из-за пазухи деревянные прищепки и стала развешивать трусы, рубахи и прочие бебехи. – Наказание божье, – повторила она, – снова нахлещется как свинья, и прощай получка!» И вдруг мы впервые почувствовали солидарность с пани Коротковой и со всеми матерями и женами нашего дома – это ведь был день зарплаты!

– Не вернется он в четыре, – заметил Петр. – А если потеряет ключ? В прошлый раз, – объяснил он, – потерял бумажник и все документы!

– А другого ключа у вас нет?

– Был бы второй ключ от погреба, ослиная ты голова, – возмутился Петр, – сидел бы я тут с утра?

Не нужно было ничего обсуждать, мы знали, что отец Петра, так же как мой или пан Коротек, может вернуться домой как в шесть, так и в двенадцать ночи.

– Весь день пропал, – сказал я, – что будем делать?

Неожиданная помощь пришла к нам от пани Коротковой. Возвращаясь с пустой корзиной, она остановилась возле нас и спросила:

– Что вы тут делаете, ребята?

– Да ничего, просто сидим.

– А обедали уже?

– Да-да, пани Короткова.

– И вам нечего сейчас делать?

– Нечего, пани Короткова!

– А попозже?

– Попозже – это когда?

– Ну, часа в три, полчетвертого.

– Да вроде нечего, пани Короткова!

– Поможете мне, ребята, а?

– Хорошо, только что надо сделать?

– Да ничего, пустяк, сходите в «Лилипут», знаете, где пивом торгуют, и увидите моего, он всегда там сидит. Подойдете к нему и скажете, лучше в сторонке, что я заболела и приехала «скорая», чтобы забрать меня в больницу, хорошо? Сделаете это, сорванцы?