Стивен Уэстаби - Хрупкие жизни. Истории кардиохирурга о профессии, где нет места сомнениям и страху

Нейрохирург смог бы помочь с первым, удалив тромб. Второй вариант стал бы, вероятно, финальным аккордом в нашей драме – а ведь мы только-только справились с фибрилляцией желудочков! С момента последнего электрического разряда прошло четыре часа, и теперь требовалось как можно скорее сделать томографию мозга. Я сам обо всем договорился, а затем попросил коллегу-нейрохирурга взглянуть на снимки.

Снимки появляются один за другим, демонстрируя многочисленные поперечные сечения извилистого белого и серого вещества. Сложная, но хорошо изученная анатомия, где каждая деталь отвечает за ту или иную составляющую человеческой жизни – более или менее важную. Череп – это жесткая коробка, поэтому отек мозга не проходит бесследно. Заполненные жидкостью пространства сдавливаются и исчезают, чувствительные выпуклые части мозга и нервы деформируются, рано или поздно мозговой ствол начинает выпирать из черепа – отсюда и потеря реакции на свет. А когда пропадают мозговые рефлексы, пациент умирает.

Через несколько минут весь мозг был просканирован, после чего компьютер обработал отдельные снимки и создал трехмерную модель мозга, которая подтвердила мои худшие опасения. Официальное заключение рентгенолога гласило: «Сильный отек мозга с грыжевым выпячиванием мозгового ствола в большое затылочное отверстие». Я попытался уговорить нейрохирургов снять верхушку черепа, чтобы снизить давление. Они были бы рады помочь, но сказали, что уже слишком поздно и что они сожалеют о случившемся. Что ж, они явно сожалели не так сильно, как я.

Пациентку покатили обратно в палату интенсивной терапии, что само по себе было трудоемким занятием из-за сопутствующих приборов: системы ЭКМО, аппарата искусственной вентиляции легких, баллон-насоса, мониторингового оборудования. Неудивительно, что наша унылая процессия двигалась очень медленно.

С чем мы остались в итоге? Состояние остальных органов улучшалось. Девушка была теплой и розовой, насыщенная кислородом кровь из аппарата щедро омывала ткани, почки вырабатывали мочу, кишечник усваивал пищу, а печень выводила токсины. Все органы нуждаются в крови и кислороде, и система ЭКМО – простая и недорогая – позволяла не испытывать недостатка ни в том, ни в другом. Однако для мозга было уже слишком поздно. Нам не удалось спасти именно те клетки организма, которые представляли наибольшее значение.

Я не нашел в себе сил, чтобы рассказать обо всем родителям девушки. Я повел себя трусливо и ретировался в свой кабинет, мрачный как туча. Реаниматологи сделали все возможное, чтобы снять отек мозга, но скорее для проформы, так как смерть уже наступила. Спустя двое суток после установки мы отключили систему ЭКМО в связи со смертью мозга. Я собственноручно убрал все трубки. Сердце пациентки работало превосходно: нормальные давление и пульс, никакой фибрилляции желудочков. Его-то мы спасли.

Я чувствовал горечь. Ни у кого во всем Соединенном Королевстве не было столь обширного опыта, как у нас. Никто так не выкладывался в лаборатории, не сделал столько открытий. Но ничего из этого не имело значения. Важно было лишь то, что мы не являлись трансплантационным центром, поэтому нам не полагалось финансирование. Важно было лишь ограничивать расходы. Смерть обходится дешево.

После того как смерть мозгового ствола была официально подтверждена, мы обратились к безутешным родителям по поводу донорства органов. Очевидно, при жизни пациентка выразила желание пожертвовать свои органы в случае преждевременной смерти, и родители не стали возражать. Прежде чем органы должны были изъять, я подошел к родителям девушки, чтобы поговорить, пока они еще не покинули больницу. Медсестра, помогавшая сражаться за ее жизнь, тоже стояла у кровати, потому что хотела остаться до самого конца и поддержать несчастных мать и отца. Подобное благородство – большая редкость. Для этого нужно быть человеком идейным и смелым.

Что я, собственно, мог сказать? Мне было очень грустно. Мой сын, ровесник девушки, тоже учился в университете Брукса. Как бы я себя чувствовал, окажись на их месте? Мне не было нужды задумываться об этом: я повидал стольких скорбящих родителей, что знал ответ на этот вопрос. В итоге я сказал следующее. Я очень сожалею об их утрате. С учетом непростых обстоятельств команда опытных врачей днем и ночью самоотверженно трудилась, чтобы все исправить. Мы с коллегами опечалены таким исходом и крайне благодарны за то, что их дочь пожертвовала органы нуждающимся. Этот поступок поможет изменить жизнь других людей.