Валерий Болтышев - Тихий Дол

– Вы не ушиблись?

Юлий Петрович вздрогнул и спрятал очки.

– Прошу прощения, но я должен был это сделать,– устало сказал сосед. В руках у него были веник и совок.– А вы должны подумать, что я сумасшедший. Думаете, весело?

Он исчез так быстро, что остекленелый Юлий Петрович потерял его из виду, пока не услышал шкрябанье веника и, украдкой вытащив лорнет, разглядел под собой спину в синем пиджаке.

– А… что там было? – с надеждой спросил он.

– В стакане? Чай,– ответила спина.– Поверьте, я не сумасшедший. Просто я должен был это сделать. Теперь должен подмести. А потом – спать. Понимаете?

"Псих!" – понял Щеглов, отдернув ноги.

– Ну вот, видите…– сосед выглянул из-под стола и вздохнул.– Ну, вот вы едете в командировку, так?

– Так,– быстро согласился Юлий Петрович.– Да.

– Значит, вы знаете, что должны прийти на завод. Должны получить цемент. Должны загрузить его в вагоны. В два. Так? А потом – вернуться домой. Правильно?

– Конечно,– кивнул Щеглов.

– Ну вот. Я же не считаю вас сумасшедшим,– сказал сосед.

За стенкой опять кто-то надсадно застонал.

– То есть вы хотите сказать…– нерешительно произнес Юлий Петрович.

– Именно,– сказал сосед и поднялся.– Я знаю, что должен делать. И вы тоже. И все. А сумасшедший почему-то я…

Юлий Петрович молча поднял веник и молча вышел из купе.

Коридор был пуст. Сумеречный и неживой, он с грохотом и ветром несся куда-то, трепеща занавесками, куда-то вбок, в крен. Луна оборвалась. Пол поплыл. Этого бы хватило, чтоб добить Юлия Петровича, но, к счастью, поворот застал его врасплох. Ударившись опять затылком, а потом локтем, он ухватился за поручень и вспомнил, что идет к проводнику.

В служебном купе горел свет.

– Добрый вечер,– сказал Юлий Петрович. Проводница стояла к нему спиной, то есть – задом, не отвечая и не оборачиваясь, отчего Юлию Петровичу просто необходимо стало увидеть, какую понятную человеческую работу можно делать вот так вот, выпятив понятный человеческий зад. Он вынул очки и с удовольствием проследил, как проводница запихнула в полосатый мешок простыню.

– Добрый вечер,– еще раз сказал он.– Вот это, скажите, у вас брали, да?

– Чего – это? – буркнула проводница.

– Ну… это вот. Веник.

– Положь, где брал. Это вот… Сначала нажрутся, а потом – "это вот". Штрафануть бы да высадить, чтоб знали, понимаешь!

– Как высадить? – не понял Щеглов.

– А как есть. Для опохмелки.

– Для…– выговорил Юлий Петрович. Где-то открылась и хлопнула дверь. Он тупо смотрел в лорнет. Проводница трясла мешок за грудки.

– Скажите, а этот… ну, что веник брал,– спросил Щеглов вдруг каким-то прорезающимся голосом,– он что – пил? Да?

– А тебе видней.

"Скоти-ина!" – радостно понял Щеглов.

Дверь своего купе он отшвырнул с треском. Сосед лежал калачиком, лицом к стене. Щеглов включил свет и, по-хозяйски усевшись с лорнетом напротив, брезгливо, но подробно осмотрел круглую пяточного цвета лысину, рубаху и отстегнутые подтяжки, которые свисали на пол, как вожжи. На полу – пятки вместе, носки врозь на радость старшине – стояли югославские туфли, а из них кукишами выглядывали скомканные носки.

"Скотина",– еще раз, но уже ругнулся Юлий Петрович. Обидеться по-настоящему почему-то не получилось, но он подумал, что это чертовски должно быть обидно, когда в твоем купе, развесив васильковую сбрую, валяется лысый дурак, а ты – нет чтобы вышвырнуть его к чертовой матери, сидишь, как дурак. "Черт побери!" – подумал Юлий Петрович.

Бригадир поезда все еще созывал медработников. А они – по крайней мере, один – уже были здесь: в коридоре происходило какое-то топтание, и уверенный женский голос требовал чего-то немедленно. Это слово падало на прочее бу-бу-бу весомо, как ладонь на стол – "Немедленно! Вы поняли меня? Не-мед-лен-но!" – и, глядя в лысину, Юлий Петрович позавидовал владельцам уверенных голосов.

– Послушайте, вы,– окликнул он.– Вам не кажется, что вам пора?

– Извините, я должен спать,– глухо ответил сосед.

– Вот как? Очень интересно. И откуда же вы знаете, что должны?

– А вы?

– Я? Ну-ну,– покивал Щеглов, стараясь разозлиться.– Да, а вот что именно должны – спать там или стаканы бить,– это вы как?

– А вы? – повторил сосед.

– Ага. Так вот я вам скажу, что вы должны. Ну-ка вставайте и… и идите. Немедленно.

– Нет, я должен спать. Еще три минуты.

– Ах, вот как? А может, две? – съехидничал Щеглов.

– Нет, три. А потом отстать от поезда.

– Оч-чень приятно! – брякнул Юлий Петрович и еще раз отшвырнул дверь.