Валерий Болтышев: Город М

Из люка выглянули автомат и Волк. Автомат смотрел на щекотурщика, Волк – на Анну. Оба ждали сигнала.

Поискав подходящий жест, который обозначал бы сомнения, но без стрельбы по проводнику, Анна просто дернул плечом. Однако Волк понял правильно: танк выхаркнул дым и не торопясь двинулся вдоль штакетника, ероша свернутым стволом попутные елки, покуда не достиг ворот на хоздвор, где щекотурщик сперва замахал "малый ход", а затем – "стоп".

Когда Анна миновал погост, Волк уже стоял в воротах, прицельно оглядывая пространство впереди. Небольшой двор огораживал бетонный забор. Из подзаборной тени навстречу пялились четверо эмцев, расположившихся кучкой возле ведра.

– Да этого не надо, зачем,– заметил щекотурщик, кивнув на автомат.– Это ж все свои мужики. Просто кто на воздухе, кто где. А этих-то – никого. Они ж тут всю ночь квасили, чуть расползлись – вот оно и воскресенье… Наблевали тут везде, вы внимательней ходите, босиком раз,– добавил он.– Сюда айдате, пожалуйста.

Полукруглое окошко, к которому подбежал щекотурщик, вполне можно было назвать слуховым, если б оно не вело в подвал. Окно чернело в цоколе, вровень с двором, а снятая решетка стояла возле, прислоненная к забору. Из окна тянуло холодом, подвальной вонью и гулом голосов.

– По дверям-то хуже – обходить да чего…

С этими словами щекотурщик сел и живо, ногами вперед, скользнул в дыру, но тут же появился в окошке приветливой головой.

– Можете так, прыгнуть. Мелко,– сказал он.– А если опасаетесь – лесенка тут, наши нарочно принесли. Мало ли, кто в возрасте или просто… Ногой общупывайте, ногой.

Он пропал, потому что Волк, придержав шагнувшего было Анну и на мгновение загородив собой все окошко, протиснулся в него сам, после чего – вероятно, присмотревшись – показал лезть.

Четверо у ведра пялились. Глянув на них, Анна присел и съехал в темноту.

Впрочем, темнота была, скорее, ожидаемой. Темнота была, скорее, полусветом. Он проникал в окошко – позади – и еще в таких же три, под потолком, и стелился там же, под потолком, волглый от сырости и махорочного дыма.

Полусвет вырисовывал какой-то полузал, а точнее – широкий подвальный тупик, который двумя коридорами и обилием ходящих и сидящих в них разбредался дальше.

Кроме того, тупик имел две малозначащих лампочки. И, посмотрев под ближнюю, Анна неожиданно легко – для первого взгляда и для плотной кучковатости голов – узнал ночного мужичка, Савелича. Положив бороду на стол, а на бороду – горсть с зажатыми в ней доминушками, Савелич задумчиво и скрытно разглядывал их в упор и не тратил внимания на мельтешение около. Судя по густоте дымов над ним, Савелич участвовал в серьезной игре навылет.

Другая лампочка подсвечивала край левой стены и небольшой хвост к кургузому шутнику со шлангом. Шутник шутил одну и ту же шутку, прикладывая шланг к ширинке, и неизменно ржал, когда подставляющий очередную кастрюлю или чайник тоже в шутку пихал его кулаком. В промежутках между чайниками он перехватывал шланг в рот.

Туда, к хвосту, пользуясь временным замешательством новоприбывших, убежал щекотурщик. Анна боялся потерять его в этой мешанине, и поэтому подробно проследил, как тот, протискавшись средь ящиков и компаний на них, потыкал крайнего в плечо, поставил за ним свой бидон и заторопился назад.

– Занял пока,– пояснил он.– Теперь-то хорошо, скоро. Мужики моторчик поставили, прям туда,– он топнул ногой в пол и на всякий случай показал еще рукой.– Кухня там, аккурат под нами, ихняя. Ну или столовка – как сказать… Раньше-то через вентиляцию приходилось, туда-то еще ничего, конечно, а обратно, если выпивши особенно, дак нехорошо, сами понимаете. А пива хватит! Мужики, кто лазили, говорят – хватит. Эти-то вчера, видать, строго водкой в основном устряпывались… И рыба, говорят, была! Но уже все. Ну что, айда?

Он давнул кнопочку под носом и принялся выруливать к дальнему коридору, отодвигая толкущихся на пути и продолжая пояснять на ходу.

– А это почему они так ухлестались-то вчера – вы, наверно, не знаете? Это ведь их Егорка как раз и уработал. Напоил, в смысле. Паника у них тут началась, аврал, то да се, так сказать. Ну вот Егорка их и приложил, понимаете? Ведь они, фуки, было на него… Да уд-ди ты, сидор! – гаркнул он, отцепляясь от какого-то плачущего старичка, ухватившего его за штаны.– Уйди, сказал! А паника-то – почему? Тут у них оживлятель – ну, слышали, наверно? Христос-то? – пропал оживлятель и все. Он у них тут в каземате сидел, давно уж, черт те сколько, мы смотреть ходили… Они ж его еще тогда, на оживлении как раз и хапнули, давно. Он-то – талифа, мол, куми, а они – видят такое дело – хвать и в каземат… Ну а тут, раз сбежал, ясное дело – расстройство. Они ж, слава богу, привыкли уже! Покойничков где надыбают, морг какой обревизуют, а он – "талифа куми" – и будь здоров! Ходи себе, как новенький… А вот сюда, пожалуйста, вот эта…