Джеймс Данливи - Лукоеды

— Так, заприте на замок белье, серебро, вино, кладовую.

— Можете дальше не говорить, ваше высочество. Именно этого я и хотел все это время. Но у нас нет замков.

— Используйте гвозди.

— Гвозди, сэр, эту банду не остановят. Еще до того, как на них нападет аппетит, они уже размахивают монтировками, ища чем бы поживиться. Я уже не раз ловил этих УДС на попытке умыкнуть фамильные ценности. Все это, сэр, от незнания правил поведения. Если бы не Эрконвальд, то многие из нас из-за отсутствия манер уже попадали б из монашеского туннеля прямо в пасть огромного угря. В моральной темноте свет не нужен. Призраки замка от стыда попрятались. А теперь, сэр, слушайте. Буду краток. Пригласите экспертов по управлению замком. По утрам собирайте плату с постояльцев каждой комнаты. Нужно смотреть вперед, а не назад, сэр. У нас же по сути дела отель.

Дымится супница. Рыба Шарлен в соусе. Ее подал Персиваль с помощью Оскара в кепке: он ударился головой, подпрыгнув со страху. В коридоре для слуг. А теперь наливает белое вино. Бывают же хорошие моменты как этот. Греюсь у камина и вкушаю пищу. Пока наступает ночь. На холодном побережье. Овцы жмутся, укрываясь, к каменным стенам. Море, шипя, набегает на утесы. С грохотом взрываясь в пещерах, заливая берег пузырьками белой взбитой пены. На скалах сидят длиношеие птицы. Печальная седая волна омывает их черных перья. Коснулся губами золотистого вина. С удовольствием откушал рыбки на сливочном маслице. Окруженный таким приятным галантным обхождением.

Клементин ел сладкое: тушенный в сметане пудинг с приправой из сливочного масла и жженного сахара. Когда объявили о прибытии банды из паба, орущей у стен замка. Персиваль сказал им убираться. Хозяин на вечерне и просил не беспокоить.

— Сэр, это тот с колесом рулетки. Сказал, что он вам отстегнет комиссионные.

— Скажите, чтобы пришел завтра. Будет бал.

— Вы это серьезно, сэр?

— Я хочу открыть бальный зал. И чтобы там было горы всего.

— Сэр, я все время знал, что вы возьмете правильную ноту. Но эта банда, закончив опустошать бутылки, высосет и темноту из пещеры.

— Я хочу, чтобы вы послали приглашение Макфаггерам.

— А боевые посты, сэр, можно поднять на «Новене» флаг и вывести ее с потушенными огнями в бухту.

— Только бальный зал.

— Слушаюсь. Как насчет паблисити, сэр. В наше время нужно прилично крутиться, чтобы поддерживать требуемый имидж. С учетом того, какие люди в наши дни находятся в центре внимания. И уверяю вас, обаяние будет то, что надо. Положитесь на меня. Священник для исповеди в часовне вне расписания. Начинать духовно обновленным. Что может сравниться с совершением нового греха после того, как покаялся в старом. Вы когда-нибудь исповедовались, сэр?

— Нет.

— Придает вам силу добра. Когда вы в пессимистическом настроении. Исповедь очищает прошлое в один прием. Раскладывает перед вами будущее, как блин, с которым можно протанцевать, скатать и съесть. До этого я никогда не был так счастлив в своей жизни. Даже с этой бандой, с которой мы друг другу все кишки вымотали. Но разве это не очищало атмосферу и не приводил к согласию умов, как только они поднимали свои головы от ковра? Признаю, иногда человеку нужно побыть одному, чтобы спокойно очистить кишечник. Что теперь уже не проблема на любом поле вокруг, когда всех ядовитых змей вывезли подальше за паб.

Персиваль приносит портвейн. Сорок лет пролежавший в ожидании прикосновения губ. Развалился в кресле после ванны у тлеющего камина. Неторопливо ухает море. Сквозь щели в половицах несет холодным сквозняком. Тетушка наверняка спланировала заморозить меня здесь насмерть. Когда не смогли убить меня в больнице. Хорошо сидеть вместо этого в собственном замке, проедая львиную долю. Попивать эту темно-красную сладкую субстанцию. Придет лето и можно будет полежать на травке. Пусть клещи пососут мою кровь. Змей в конечном счете перебили. Мир снова покроется буйной зеленью. Если только смогу до этого здесь дожить. Годами следовал маленьким заветам. В носу не ковырять, в присутствии других громко не пукать, не теребить свою пипиську. Не высовывать ее, когда не надо. Отрыжка лишь легкая. Не превратиться в человека, которого родители показывают детям. И говорят, смотри, не вырасти такой же развалиной, как он. Бладмон знает какой-то секрет. Поддерживающий его бесстрашие. У Франца его водные часы. Медный шар с крошечной дырочкой в днище. Плавает в ведре с жидкостью. Определяет водные атомы, проходящие через отверстие по мере того, как он погружается. Ни один из трех не доверяет современным часам. Эрконвальд — сторонник солнечных часов. Путлог — солнечного хронометра Уистона. Роза рассказывала, что однажды они чуть душу не вымотали друг из друга, споря относительно правильного времени. Размахивая каждый своими часами. На углу улицы, у парка, рядом с лабораторией в столице. Франц вылил свое ведро воды в лицо Эрконвальду и Путлогу. Когда аргумент разрешился, через квартал началась другая драчка по поводу природы ядра земли. Предложенное редкое вещество вогнало в краску некоторых зевак. Пока двое других орали и жестикулировали перед молчащим Эрконвальдом. У каждого обязательно есть карманные солнечные часы, полярную ось которых можно настроить на любую широту. Знают время и направление, в котором следовать теории. А Эрконвальд в тот вечер, одев сапоги, толкал тачку с фонарем, освещающим географическую диаграмму полудрагоценных минералов. Все трое, занятые экспериментом, были меланхоличны. Но прежде, чем они закончат, они весь мир прикончат.