Иван Попов - Ложь. Записки кулака

Получил свою зарплату и Иван Иванович. Выйдя из конторы, он столкнулся с прорабом, который, глядя на зажатые в руке деньги, насмешливо сказал:

— Ну, что, Иван Иванович, сходим в магазин?

— Да вот получил деньги и не знаю, что с ними делать. То ли плакать, то ли смеяться? Кому они нужны эти деньги. Это что? Насмешка над людьми или очередная возможность поиздеваться?

— А не скажи, — ответил прораб и по его лицу пробежали тени отчаяния. — Давай, Иван Иванович, присядем вон на той скамье, — сказал прораб и пошел к помосту, где летом выступали самодельные артисты.

— Ты вот говоришь, кому эти деньги нужны? Во всяком случае, не мне. Послать их своей семье я не могу, а здесь они ни на что не нужны. Меня одевают, кормят неплохо, так что тратить мне их негде. Когда нас направляли в лагерь, говорили, что все руководство лагеря будет получать по семьдесят рублей в месяц, минус двадцать восемь рублей которые будут вычитаться у нас за продукты и одежду. Таким образом, все мы получаем на руки по сорок два рубля. Нужно сказать, что зарплату нам все время выдавали регулярно, чего не скажешь о вас. Еще сказали, что все переселенцы при условии выполнении плана будут ежемесячно получать по тридцать рублей, минус восемнадцать рублей за продукты. Вот почему вам по двенадцать рублей на руки. Как мы ухитрились не только выполнить, но и перевыполнить план, ты знаешь. Но я уверен, даже наверняка знаю, что Локман не доложил высокому начальству о том, что в нашем лагере умерли сотни людей, что половина, из оставшихся в живых, больны и не работают. Тому несколько причин. Во-первых, доложи начальству всю правду о положении в лагере, то ему пришлось бы объяснять, каким образом удается выполнить план, если половина людей не работает. Во-вторых, я уверен, что он получил деньги и на мертвых, и на неработающих. Одним словом половину всех денег, полученных для лагеря, Локман просто присвоит себе, а вернее украдет у людей. Если я не имею права уезжать дальше Котласа, то Локман волен посещать Архангельск, Вологду и даже Москву, что дает ему возможность отсылать своим родственникам не только деньги, но и посылки. Вот кто заинтересован, чтобы платили деньгами, а не продуктами и одеждой.

— Откровенно говоря, Владимир Степанович, мне безразлично, сколько Локман украл денег. Меня беспокоит, что будет дальше со мной и другими людьми? — Мрачно ответил Хохол и начал закуривать. Помолчали.

— Напрасно ты, Иван Иванович, — начал прораб, — так безразлично относишься к моим словам. Локман, не только украл деньги, но все время обманывал свое начальство и прекрасно знает, что если узнают о его махинациях, то ему не сносить головы. Поэтому, чтобы выслужиться в глазах начальства, нужно давать как можно больше древесины. А кто будет заготавливать лес, если несколько сотен работяг умерло, половина оставшихся больна, а вторая половина еле ноги волочит? Вот теперь и прикинь теперь, как этот Локман будет выкручиваться из ситуации? Ясно, что за счет вашего здоровья и жизней!

— А что же делать?

— Не знаю, что и посоветовать. Если вас и дальше будут так же кормить, как кормили все это время, то большинство умрет, а к весне пригонят другой эшелон ссыльных и все начнется по-прежнему.

В это время к ним подошел Симон, поздоровался и, обратившись к прорабу, сказал:

— Я, Владимир Степанович, на днях ходил с бабами и ребятами в лес. Они собирают мерзлую бруснику, морошку, шишки. Там я заметил много следов, наверно вернулись олени. Нельзя ли сходить на охоту?

— Я уже и сам думал об этом. Собери с десяток мужиков и собирайся на охоту. Охранникам я скажу, а теперь иди — ответил прораб Симону.

Охотники вернулись вечером. Утопая в глубоком снегу, мужики, приладив лямки к оглоблям, с трудом тянули сани, но которых лежали три туши убитых оленей. Как только заслышались голоса в лесу, навстречу им бросилось несколько мужиков, баб и даже ребятишек. Вскоре, несмотря на темноту и мороз, все, кто мог ходить, вышли навстречу охотникам и разложили вокруг бараков костры. Через некоторое время сани с добычей уже стояли у костра. Охотники присели на сани, обрадовавшись месту, и казалось, что ничто не могло поставить их на ноги. Сносно чувствовал себя только Никита и попросил принести топоры. Пришли прораб и Хохол, осмотрели туши и распорядились выдать на каждого человека по фунту мяса.

Жизнь шла не шатко и не валко. В погожие дни, по распоряжению прораба, плотниками возводился четвертый барак, остальные, утопая в снегу, валили лес и выносили его на берег реки. Охотники хоть и изредка, но снабжали мясом людей. Так прошла зима, и потянуло оттепелью. Дни прибывали, изредка появлялось солнце. За всю зиму в лагерь всего два раза привезли продукты. Люди голодали, умирали, а живые продолжали работать. Дарья с ребятишками зиму прожили относительно сносно, по сравнению с другими, благодаря собранной картошке, да изредка приносимых из конторы кое-каких продуктов. С приходом весны Локман начал ежедневно торопить прораба с заготовкой древесины, но люди, изнуренные голодом и непосильной работой, еле волочили. Со сходом снега и вскрытием реки работать стало легче, но пришла другая забота. Нужно было хоронить умерших зимой людей, трупы которых показались из под снега. В это время прискакал из Котласа нарочный и сказал начальнику лагеря, что его требует к себе вышестоящее начальство. Локман уехал, а работа продолжалась своим чередом.