Алан Силлитоу - В субботу вечером, в воскресенье утром

Таким образом, ему удавалось заработать себе на жизнь, несмотря на администрацию компании, нормировщика, десятника, а также наладчиков станков, которые всегда готовы перегрызть друг другу горло, за исключением тех случаев, когда объединяются, чтобы вцепиться в горло тебе, хотя, как правило, ты на них плюешь и вполне довольствуешься своими четырнадцатью монетами, орудуя бабкой, вдыхая запахи масла и металлической стружки, действуя механически, так что весь день в голове у тебя мелькают картины куда более яркие и приятные, нежели то, что ты видишь вокруг. Накручивать ходовой вал и стесывать стружку правой рукой все же легче, чем, например, водить грузовик, когда все время надо шевелить мозгами. Он вспомнил, как в армии один капрал сказал, что все кажется чудесным, когда сидишь в сортире — единственном месте, где тебе не мешают предаваться размышлениям. Ну а сейчас витать в облаках можно целыми днями. Один час наматывался на другой, с того момента, как погрузишься в мысли, и до того, как очнешься из-за вспышки, мелькнувшей в конторке десятника и означающей, что сейчас десять часов, и женщины в белых халатах начнут развозить тележки с чаем и торопливо разливать жуткое пойло из блестящих электрических чайников.

Артур отказывался от бесплатного чая, потому что он был слишком крепким, изготовленным не из лучших цейлонских сортов, а из складского мусора с добавлением соды из фабричной столовой. Однажды он пролил эту оранжевую смесь на скамейку — такова была его версия — и целых три часа пытался стереть пятно, но даже умельцы-механики не смогли ничего поделать со следами этого неудобоваримого чая, которые оставались там, молча призывая приносить на работу собственное питье — хотя мало кто этому призыву внимал. «Слушайте, если даже на деревянной скамье, облитой машинным маслом, остается такое пятно, только представьте себе, что станет с вашими кишками», — обращался Артур к своим товарищам и слышал в ответ: «Какого черта, стоит ли думать об этом». Тогда он пожаловался в дирекцию, и его выслушали. Кто-то из администрации проверил чайники в столовой и убедился, что изнутри они покрыты толстым осадком от чая и содовых добавок. Он продолжал отстаивать свои права, поднялся большой шум, и качество чая улучшилось, хотя и не настолько, чтобы заставить Артура его пить. Он по-прежнему носил с собой в кармане флягу и вот сейчас, выключив станок, извлек ее. В конторке Роббо замелькал свет, и все начали разворачивать пакеты с сэндвичами.

Он направился к мужу Бренды, сидевшему на своей скамейке наладчика между тисками и колесом из карборунда, с чашкой фабричного чая в одной руке и сэндвичем с сыром в другой, — половина его уже была съедена, другую он собирался поднести ко рту.

— Подвинься, — сказал Артур, присаживаясь рядом. — Дай место бедному крольчонку!

— Смотри чай не опрокинь, — пробурчал Джек.

Артур отвинтил крышку фляги и плеснул себе обжигающего чая.

— Не хочешь попробовать? — предложил он. — А то на твоем пойле только язву заработаешь.

Джек развернул второй сэндвич. У Артура был свой, достаточно внушительный, но ему хотелось, чтобы Джек угостил его тем, что был приготовлен руками Бренды. Да нет, даже если предложит, откажусь, тут же одернул он себя. Черт, так ведь и выдать себя недолго.

— Для других этот чай хорош, — сказал Джек, — стало быть, и для меня тоже. Я непривередлив. — Его рабочий халат был чисто выстиран и выглажен, только возле нагрудного кармана виднелись несколько пятнышек, а простая голубая рубаха без воротника небрежно сколота на шее булавкой. Это был свежий на вид мужчина двадцати девяти — тридцати лет, хотя его портило вечно хмурое выражение лица — предмет безжалостных насмешек тех, чьи станки он обслуживал.

— А надо бы, — наставительно произнес Артур. — Все должны быть привередливыми. А то есть ребята, которые мочу пить готовы, если ее разольют по китайским чашкам.

Лицо у Джека разгладилось. Он и сам не ругался, и не любил, когда другие ругаются.

— Нет, — возразил он, — до этого никто не дойдет. Вообще-то я мог бы попросить Бренду наполнить мне флягу, но не хочется ее беспокоить.

— Да что это за беспокойство. — Артур надкусил сэндвич.

— Еще какое, когда у тебя на руках двое малышей. Джеки такой проказник. Вчера днем с лестницы свалился.

— Ничего себе не повредил? — спросил Артур с несколько чрезмерной поспешностью.

— Несколько синяков да вопил пару часов. А так все в порядке. Он у меня, если хочешь знать, железный.