Дмитрий Бахта - Мысли по дороге на пенсию

— Будет тебе стаканчик — выручил касатик. Я-то, как гриться, замужем была, меня басурманскими пацанами не напугаешь, а дочки не для забавы рощены. У них сила ворожейная без чистоты и непорочности может не открыться.

Накормила, напоила баба солдата, в это время и Филиппок с печи слез — оголодал. Почаевничали. Хозяйка и говорит:

— Ну, все, завтра с утречка тикать будем. Мы в чащобу, подале нам от тугаринов надо, вы своей дорогой. Так что пора отдохнуть. Пойдем, провожу, где спать покажу …

Привела к сеновалу — вроде как и расставаться пора, а не уходит.

— Что, мол, там ты говорил, о том, что усы расчесать мне собирался?

Смутился солдатик:

— Эт я так, из вежливости, не мог не отметить женской привлекательности.

— Ну-ну, — говорит бабища, — стесняться бросай: мне по чащобе без мужика целую зиму шататься. Давай, справляй мужицкое дело! Стесняться поздно уж нам, оба не парубки.

Ну, думает солдат, одно хорошо, что не парубки. Со стресса да стакана оставил всякую обходительность. Когда на волчат вышел, к смертному бою готовился. Хоть мурлыкал и играл инвалида, а внутри кипела суть хищничья, накопил за службу — телятей не стать. Рвался зверина наружу и когда в кружок подманил разбойничков, и когда княжича шейка так близко маячила. Удержал зверюгу, а вот ночью отпустил. Будь, как будет… Была б послабей женчина, придворная там или учителка, порвал бы как тряпку на лоскутки. Однако противник попался достойный. Давал отпор по всем фронтам. Артиллерия и пехота несли потери. Высоты переходили из рук в руки. Командные пункты обеих сторон устранились. Благо, с боеприпасами не было перебоев, и залпы сменялись военными криками, иногда и хрипы раненых доносились. Хороший получился бой — до беспамятства, а утром и глянуть в глаза некогда было. Собрались, разбежались.

Помня карту, повел старый Филиппка к реке. В сидорах много припаса — от души собрали в дорожку. Топорик задарили да собачью дошку. Шли молча, мыслей не было, дороги тоже. Лес все гуще становился, однако вышли на бережок к полудню.

— Пока солнце, — говорит солдатик, — надо нам плотик спроворить, на нем поплывем, отдохнем, отоспимся.

Ну и стали проворить. Разговаривать некогда. Филиппок молодцом, за пристяжного впрягся и плечо в плечо, рядом, до победы. Потом, правда, сел без воли и движенья и только глазами провожал, как солдатик шалашик на плоте мастерил. Погрузились, перекусили, чайком оттянулись, легли на спинки и смотрели на небо. А уж звезды видать и тишь вокруг, только речка журчит. Усталость зверская, а сон не идет. Закурил солдатик трубочку, малец выпросил попробовать. Лежат, по очереди дымок пускают. Беседа незаметно так пошла, сама собой. Филиппок говорит:

— Дядька, ты пока с волчатами хороводы водил, у меня свой бой приключился… Я ж сомлевший был на печи-то… Вдруг сквозь дрему чую: руки по мне легонько так везде прошлись — будто знакомятся. Потом порешительней, и много их, рук-то. Понять не могу, думаю, снится мне, будто девчушки хозяйские во взрослые неприличные игры со мной играют. Я такое только на немецких открытках в балагане на ярмарке видал. Вот, думаю, интересный такой сон получается, и давай вспоминать, что там, на открытках-то было, да в сон добавлять и проснулся. А как не проснуться, когда сердце стучит, в портах колом все. Глядь, а это не сон. А девчушки рот мне прикрыли, говорят: «Насильники набежали, вот мы и хотим, чтобы первый раз у нас был с лаской да охотой. Ты уж не откажи и мамане не выдай нас». И все и закрутилось. Так сказочно все само собой получалось (разговаривать-то нельзя, да и нечем по большей части). Так я в глазенки им смотрю — то одной, то другой — а глазенки довольные, даже озорные, ну и дальше. Не знаю, откуда чего у девчушек взялось, но словно спектакль без единого сбоя мы до последней минутки играли. А расстались, даже не поговорили. Вот думаю, как там они, что думают?

Помолчал солдат. Потом представил себе картинку и еще помолчал. Да и что тут скажешь?

— Ниче, Филька, лиха беда — начало, думать не думай, дорога она сама правду покажет.

Ну и поплыли дальше. А Филиппок спрашивает:

— Как это тебе, дядька удалось вокруг пальца обвести таких отчаянных бандюков?

— Так ить нельзя было по-другому. Бой неизвестно чем закончиться мог, а там ты больной, да и баб не пристало без защиты оставлять. Вот и выходит, ДОЛЖЕН я был обхитрить — и точка! Когда, Филя, должен — это не пустой присвист, а как стенка из каменьев большущих за спиной чувствуется: любой дрыщ победит, выход найдет. А коль нету правды, и стоять накрепко вроде незачем, и богатырюшка продует.