Джон Ноулз - Сепаратный мир

Я молчал, а Чумной, который уже и так много наговорил, перекрикивая шум ветра и треск, продолжал свою нескончаемую историю.

– Потом меня схватили, вокруг замельтешили руки, ноги, головы, и я не мог разобрать, когда каждую минуту…

– Замолчи!

Тише, неуверенней, он повторил:

– …когда каждую минуту…

– Думаешь, я хочу слышать все эти кровавые подробности?! Заткнись! Мне это неинтересно! Мне неинтересно, что с тобой случилось, Чумной. Мне наплевать! Ты это понимаешь? Это не имеет ко мне никакого отношения! Вообще никакого! Мне все равно!

Я развернулся и неуклюже побежал через поле в обход его дома, устремившись на дорогу, которая вела назад, в город. Я оставил Чумного излагать свою историю ветру. Он мог рассказывать ее бесконечно, но мне было все равно. Я больше не хотел этого слышать. Ни сейчас, ни потом. Мне было наплевать, потому что его история не имела ко мне никакого отношения. И я не хотел больше ее слышать. Никогда.

Я хотел видеть Финеаса, и только Финеаса. С ним у нас не было никаких столкновений, кроме спортивных, так сказать, греко-олимпийских, когда победа достается тому, кто окажется сильнее телом и духом. Это вообще был единственный конфликт, который он признавал.

Вернувшись, я застал Финни в разгаре снежного боя на площадке, которая называлась Полем на задворках. В Девоне открытым игровым пространствам между зданиями дали сугубо английские, весьма причудливые названия: Центральный общественный выгон, Дальний общественный выгон и Поле на задворках. Это последнее находилось за спорткомплексом, за теннисными кортами, за рекой и стадионом, на границе леса, который, несмотря на английское название, в моем представлении был первобытным американским лесом, простиравшимся сплошной массой далеко на север, в великие северные просторы девственной природы. Там-то, на границе леса, я увидел Финни в пылу игры и сражения – эти понятия были для него в сущности синонимами – и подумал: не проще ли, не спокойней ли там, на северной оконечности этих лесов, в тысяче миль прямо на север, в дикой местности, где-нибудь в глубине Арктики, там, где лесной массив, начинающийся в Девоне, заканчивается первозданными сосновыми дебрями, суровыми и прекрасными.

Теперь я знаю, что никаких таких дебрей нет, но в то утро своего возвращения в Девон я воображал, что они там, сразу за видимым горизонтом, ну, или за следующим.

Несколько участников снежного сражения остановились, чтобы поприветствовать меня, но никто не прекратил игру, чтобы спросить о Чумном. Я понимал, что не следует мне задерживаться там: в любой момент кто-то все же мог поинтересоваться.

Битва была, без сомнения, организована Финеасом. Кто еще мог бы завлечь двадцать человек на дальний край школьной территории, чтобы покидаться снежками? Я представлял, как после десятичасового урока он с непререкаемо авторитетным видом, который принимал всегда, когда его посещала какая-нибудь особенно причудливая идея, собирает компанию. И вот они все здесь, сливки школьного сообщества, светочи и лидеры старшего класса, со своим высоким ай-кью и в дорогой обуви, как выражался Бринкер, обстреливают друг друга снежками.

Я колебался, стоя на границе сражения и леса, слишком спуталось у меня все в голове, чтобы ступить либо в то, либо в другое. Поэтому я взглянул на часы, с театральным испугом прикрыл рот ладонью, словно вдруг вспомнил о чем-то срочном и важном, повторил эту пантомиму для тех, кто, возможно, пропустил ее в первый раз, и с этим безмолвным объяснением поспешно направился обратно к школе. Снежок настиг мой затылок, а следом раздался голос Финни:

– Эй, даже если у тебя действительно есть какое-то вшивое дело, ты в нашей команде. Нам нужен хоть кто-нибудь еще. Даже ты сойдешь.

Он подошел ко мне, без палочки, его новый, облегченный гипс был настолько тоньше и эластичней прежнего, что в нем можно было ходить, лишь едва заметно прихрамывая. Однако координация движений у Финни явно была нарушена, малейший изъян поверхности под ногами давал о себе знать; его походка сделалась прерывистой, как барабанная дробь, словно он на каждом шагу на долю секунды забывал, куда идет.

– Как Чумной? – небрежно поинтересовался он.

– Ну, Чумной… как он может быть? Ты же знаешь Чумного…

Сражение приближалось к нам; я чуть-чуть отклонился, и длинная очередь снежков угодила Финни в голову, он стрельнул в ответ, я подхватил с земли снежный боеприпас, и в следующий миг мы уже были втянуты в гущу боя.