Элисон Скотч - Теория противоположностей

Но что касается меня – я всегда была никем. Просто Уиллой, которой лучше было бы родиться Уильямом. Я не ходила, как Никки, за всеми по пятам и не засыпала их вопросами – но свои вопросы были и у меня. Я не была лидером, не была изгоем, не была умной, не была глупой. Я всегда была довольно симпатичной – темные волосы, большие глаза, – но недостаточно красивой, чтобы моя внешность что-то значила; у меня довольно поздно выросла грудь, так что девственности я лишилась только в первый год учебы в колледже, в ноябре. Еще раньше я познакомилась с Ванессой – она говорила мне, какой надо быть, и я ее слушалась. Я носила мартенсы (пока они не вышли из моды), я говорила, что пиво «Амстел» гораздо лучше слабоалкогольного напитка «Зима» (втайне предпочитая последний), я научилась танцевать под Принса и курить, не кашляя, я перецеловала достаточно парней, чтобы наконец переспать с одним из них.

Но в двенадцать? Кто знает, какой я была. В мой двенадцатый день рождения мы с мамой отправились в Диснейленд. Я была слишком взрослой для подобных развлечений, но она предложила, а я никогда там не была, и к тому же мы с мамой мало времени проводили вместе, поэтому я обрадовалась, захлопала в ладоши и крепко ее обняла, услышав такое предложение. Но в первый день путешествия, когда мы как раз собрались съехать с «Поющей горы», карусели сломались. Совершенно сломались. Нас даже показывали в местных новостях.

Мы висели над пропастью почти пять часов – ни вверх, ни вниз, только болтались из стороны в сторону. Где-то на четвертом часу пыток парень за нашей спиной, молодожен из Кентукки, начал вопить, что подаст в суд на Уолта Диснея. Его юная супруга визжала: «Да!» и «Покажи этим засранцам!»

Четверо пассажиров в машинке перед нами оказались довольно близко от бассейна, так что они решили рискнуть и прыгнуть туда. Трое сразу же выскочили из воды и вскарабкались на бортик, а четвертая все никак не появлялась, и я ждала, ждала, ждала, задержав дыхание, и думала: неужели такова судьба этой женщины, неужели ей на роду написано выпрыгнуть из машинки на «Поющей горе», сломавшейся из-за перегоревшего предохранителя, упасть в бассейн и утонуть? Наконец она показалась над водой и закричала, что сломала лодыжку, так что одному мужчине пришлось прыгать в воду, чтобы ее спасти. Мама наблюдала за всем этим с неизменным стоицизмом, который я унаследовала от нее, – отчасти завороженная неясной перспективой, отчасти неуверенная, можно ли быть этим завороженной; посмотрев на меня, мама пожала плечами.

– Прости за отстойный день рождения, – сказала она.

– Ты не виновата. Ты же не знала.

– Ну да, – ответила она. – Но день рождения все равно получился отстойным.

Пять часов спустя нас наконец вытащили; нам предложили купоны на посещение буфета и купон на свободное посещение аттракционов до конца наших дней. Но мы с мамой больше не были настроены на приключения, поэтому на следующее утро взяли такси до аэропорта и приехали домой. Отец смотрел сводки новостей, так что он лишь посмеялся и вручил мне скейтборд, перевязанный ленточкой. Как будто мне когда-нибудь хотелось скейтборд. Как будто его когда-нибудь интересовало, чего бы мне хотелось.

– Я – не Уильям, – сказала я ему. Он посмотрел на меня вполоборота, наморщив лоб; я вздохнула и направилась в свою спальню, чтобы там закрыться, по дороге подбросив скейтборд в комнату Оливера.

Никки возвращается с пиццей пепперони и пачкой «Тропических Скиттлз»; звучит ужасно, но здорово возбуждает аппетит, если он вам нужен.

– Круто, – говорит он. – Мама мне не разрешает есть всякое дерьмо. Она помешалась на биопродуктах.

– Надо бы и мне перейти на них, – отвечаю я. – Говорят, они продлевают жизнь на три года. – Я слизываю жир с пепперони и прижимаю кусок теста к нёбу. Может, это и не биопродукт, ну да какая разница.

– А вдруг вас завтра собьет автобус?

Я согласно киваю. Интересно, он думает о своем отце, как я думаю о его отце?

– Это даже хорошо, если собьет автобус, – продолжает он, вытягивая губами длинную нитку плавленого сыра. – Я имею в виду, неплохая смерть. Бум – и все.

– А меня сегодня уволили, – говорю я. Жир пиццы стекает мне в горло.

– Вот блин.

– Ты первый, кому я рассказала. Наверное, это неправильно.

– Да, – отвечает Никки. – А где дядя Шон?

Экран моего мобильника загорается. Я тянусь за телефоном, как собака Павлова.

– Это, наверное, он.

Уведомление.