Клаудиа Пиньейро - Вдовы по четвергам

Открыв холодильник, я какое-то время просто стояла без единой мысли в голове, держалась за ручку и рассеянным взглядом скользила по его содержимому, залитому холодным светом. До тех пор пока не зазвенел индикатор, напоминающий о том, что дверца открыта слишком долго и холодный воздух начал выходить. Лишь тогда я вспомнила, зачем здесь стою. Я поискала чего-нибудь поесть. Положила на тарелку вчерашние остатки, разогрела в микроволновке и поставила на стол. Скатерть стелить не стала, просто положила пальмовую салфетку, ту, что несколько лет назад привезла из Бразилии, из отпуска, который мы в последний раз провели все вместе, втроем. Всей семьей. Я села напротив окна, а не там, где обычно сидела, — когда я одна, мне нравится за едой смотреть в сад. В тот вечер, в тот самый вечер, Рони ужинал у Тано Скальи. Как всегда по четвергам. Но это был необычный четверг. Сентябрь 2001 года. Двадцать седьмое сентября. Тот самый четверг. Тогда мы все еще не отошли от шока, вызванного разрушением башен-близнецов в Нью-Йорке, и открывали письма в резиновых перчатках, опасаясь получить в конверте белый порошок. Хуани уже ушел. Я не спросила его, куда и с кем. Хуани не любил, когда я задавала ему такие вопросы. Но я и так знала. Или догадывалась, а значит, все равно что знала.

Тарелки я почти не испачкала. Уже несколько лет, как я смирилась с тем, что мы не можем позволить себе домработницу на полный день, только пару раз в неделю к нам приходила женщина, выполнявшая черную работу. С тех пор я взяла за правило как можно меньше пачкать посуду, научилась не мять одежду и очень аккуратно снимать покрывало с кровати. Не потому что это такой уж большой труд, нет, просто когда я мыла тарелки, заправляла постель или гладила белье, всякий раз вспоминала о том, что у меня раньше было и чего теперь я лишилась.

Я хотела выйти прогуляться, но побоялась встретиться с Хуани: вдруг он решит, что я за ним слежу. На улице стояла жара, ночь выдалась звездной и светлой. Мне не хотелось укладываться в постель и ворочаться без сна, раздумывая о какой-нибудь сделке с недвижимостью, которую никак не удавалось довести до конца. Тогда мне казалось, что все сделки распадаются раньше, чем я успеваю получить свои комиссионные. Уже несколько месяцев продолжался экономический кризис, и кому-то удавалось лучше, чем другим, делать вид, будто все идет по-прежнему, но так или иначе жизнь изменилась у всех. Или вот-вот должна была измениться. И у нас тоже. Я сходила к себе в комнату за сигаретами, решив все-таки прогуляться, что бы там ни взбрело в голову Хуани, а на улице мне всегда хочется курить. Проходя мимо комнаты сына, я подумала было заглянуть туда за сигаретой. Хотя знала, что все равно не найду там того, что искала на самом деле, просто мне нужно было оправдание, чтобы войти, несмотря на то что утром я уже все проверила, когда заправляла его кровать и убиралась в комнате, и тоже ничего не нашла. На моем прикроватном столике лежала новая пачка, я открыла ее, вытащила сигарету, зажгла и спустилась по лестнице к выходу. Но тут вернулся Рони, и планы пришлось поменять. Этой ночью все шло не так, как хотелось бы. Рони направился прямо к бару.

— Странно, ты сегодня так рано… — сказала я, все еще стоя на лестнице.

— Да, — ответил он и двинулся наверх, прихватив стакан и бутылку виски.

Я немного выждала и поднялась следом за ним. Прошла в спальню, но его там не было. В ванной тоже. Заглянула на открытый балкон. Там он и оказался — сидел в шезлонге и потягивал виски. Я пододвинула стул, тихо села рядом с ним и стала молча глядеть в том же направлении, что и он. Хотела, чтобы он мне что-нибудь сказал. Я не ждала ничего важного, или забавного, или просто осмысленного — мне надо было, чтобы он всего лишь произнес несколько слов, выполнил свою часть того обмена банальностями, в который со временем превратились наши разговоры.