Владимир Бацалёв - Первые гадости

Утром Червивин пробрался к телефону и пострадал телом, не успев вякнуть в трубку «алло». На следующий день он повторил попытку, но опять пострадал безрезультатно. Правда, он встретил директора случайно и закричал ему:

— Да ведь мужчина я! Смотрите на меня, усы растут!

— Да ведь мужчины хуже баб бывают, — ответил с юморком директор. — Их и держать среди баб надо, от греха подальше.

— Не понимаю, — ответил еще директор. — Чего ты рвешься на асфальтобетонный? Там тоже не сахар.

— Я заведующий отделом столичного райкома! — сказал Червивин. — Я вас уволю, как только вернусь.

— Тут одна из обкома есть, а все равно набитая дура, раз к нам попала, — сказал директор. — А чтоб меня не уволила, ты отсюда не выберешься даже по амнистии.

После этого разговора сын эпохи завял, как редиска, в три дня, но успел-таки из последних сил накорябать заточенным угольком письмо, которое стал носить в трусах, чтобы передать на волю с оказией или с добрым человеком…

На пятый день пребывания сына эпохи в Куросмыслове объявился Ерофей Юрьевич. Истратив много сил на бессмысленные поиски, Чищенный под занавес дня наткнулся на Куросмысловснабсбыт у самой станции, в доме, мимо которого прошел раз десять, посчитав его за подгоревший сарай.

— Рабочий день кончился, — сказала ему косоглазка с косой до пят. Чищенный победно бросил ей письмо с резолюцией: «К немедленному исполнению!»

— Где же я на ночь глядя возьму койко-место? — спросила косоглазка.

Командированный пожал плечами: мне-то что.

— Ну, пошли на склад. Там, кажись, раскладушки есть. Центральный куросмысловский склад оказался за железной дорогой.

— Пелагеич, — позвала косоглазка, — оформи гражданина на приход и выдай раскладушку под расписку.

— Давай паспорт, гражданин хороший, — сказал кладовщик.

«Как в гостинице», — ухмыльнулся Чищенный, а Пелагеич вынул из стола приходный ордер, написал: «Ерофей Юрьевич Чищенный — 1 (одна) штука», — и заставил расписаться.

— Зачем? — спросил Чищенный.

— А кто тебя знает. Может, ты ночью товаров на сто тысяч украдешь. «А если украду, а сам останусь?» — подумал Чищенный, но не сказал.

— Вот сюда печать поставьте о прибытии, — сказал он косоглазке вместо того, о чем подумал, передавая командировочное удостоверение, и растянулся до утра на раскладушке.

Перед сном он разработал план: «Завтра возьму у косоглазки письмо в Госснаб об отзыве того идиотского письма и возврате фондов на участников и койко-места, сразу уеду в Москву, оформлю бумаги у Ниродиной и всех освобожу. Жалко, в городской музей не успею сходить и ничего не узнаю об истории и культуре Куросмыслова… А москвичам придется еще разок туда-сюда прокатиться: списать-то их здесь должны. Ну и система! Такая хорошая, правильная, а тут взяла и забарахлила Ни с того ни с сего», — подумал он на сон грядущий…

Утром, переходя железнодорожные пути возле станции, Чищенный неожиданно встретил Аркадия с каким-то капитаном.

— Познакомь меня тоже с той девушкой, — ныл капитан.

— Вы уже знакомы, товарищ Чекрыжников, — отпихивался от его объятий Аркадий.

— Ближе, ближе познакомь.

— Могу на расстояние вытянутой руки, — отшучивался Аркадий. Капитан ответно обижался физиономией, но не сдавался, как красногвардеец.

— Ну дай хоть адресок, — бубнил он.

— Так она в Москве!

— А я тоже съезжу, съезжу, — ныл Чекрыжников. — А может, она тебе самому нравится?

— Что вы, товарищ капитан! Я вас люблю.

Чищенный поздоровался и рассказал земляку, в какой переплет угодила Победа.

— Вы меня успокоили, — сказал Аркадий. — Я всю неделю нервничал.

— Ничего себе! — возмутился Чищенный. — Невинная девушка сидит в клетке, а он успокоился! Хорошо хоть я не такой.

— Выпутается, — сказал Аркадий. — У нее папа есть. А над вами смеяться будут.

И они разошлись.

«Вот это молодежь! — подумал Чищенный гневно. — Почему я все время за них что-нибудь расхлебываю, а им наплевать?!»

В дурном настроении пришел он в Куросмысловснабсбыт, и его дурное настроение, как грипп, подхватила косоглазка, когда командно-распорядительным тоном Ерофей Юрьевич задел ее провинциальное самолюбие. Ему бы для начала рассказать, как всю жизнь он мечтал жить на периферии, вдали от смрада московского, собирать грибы под домом и гадить на дворе, войти в душу к косоглазке с объятиями и победить самым дешевым оружием — лестью, он же вместо этого стал указывать, кому что делать, — и получил ответный удар в беззащитную грудь.