Кристофер Брэм - Жизнь цирковых животных

Молли очень огорчилась, узнав о болезни Бена. Известие о его смерти потрясло ее. Чуть было не приехала в город на похороны. В последний момент позвонила сказать, что передумала. Это не ее мир, сказала она. Там она будет чувствовать себя незваной гостьей.

Калеб недовольно подумал о том, что снова использует память Бена в своих интересах. Нелепо обращать это воспоминание против матери. Разве она в чем-то виновата? Калеб передвинул бокал влево от тарелки – ему не хотелось пить чересчур быстро.

Джесси, морщась, пережевывала мясо – все еще злилась за «тонкий» намек на ее развод. Нужно оживить беседу, иначе они так и просидят весь обед, дуясь друг на друга.

– А ты, мама? Как у тебя дела? Двор выглядит потрясающе. Тюльпаны расцвели.

– Да-да. Если бы еще не тупой жеребец миссис Гальяно. Ее дог Перси. Является ко мне на клумбу принимать душ. Только бутоны завязались – гоняй его. Пришлось поговорить с миссис Гэг. – Мать захихикала. – Я сразу ей сказала: не будет водить пса на поводке, я из ее дога сделаю хот-дог!

Нет, матушке в чувстве юмора не откажешь. Ей присущи остроумие и насмешливый язык ирландки, не щадящей ни чужих – в первую очередь соседей – ни своих. Калеб и Джесси предпочитали ездить в гости вдвоем, иначе мать принималась прохаживаться на счет отсутствующего чада.

– А миссис Гальяно знай себе делает подтяжки. Кажется, уже третья, но кто ей считает? – улыбаясь, мать отрезала еще кусочек курицы. – Если глаза у нее станут еще больше, на лице уже не поместятся.

Убрав посуду, мать внесла торт – шоколадный торт из «Шопрайта», без поздравительной надписи, украшенный шестью свечками. Крохотные огоньки не разглядеть при дневном свете.

Что может быть печальнее, думал Калеб, чем сидеть перед купленным в магазине тортом и слушать, как двое родственников торжественно поют тебе «С днем рождения». Он задул свечи, так и не загадав желания.

– Чуть не забыла! – спохватилась Молли и выбежала из комнаты. Она вернулась с нарядно упакованным свертком в руках. По размерам похоже на книгу. – Просто знак внимания.

Калеб развернул бумагу. Действительно, книга, – он видел ее в магазине, антология под названием «Глупые рецензии», собрание критических отзывов на великие романы и прославившиеся пьесы.

– Тебя это позабавит, – сказала мама. – Видишь, в какое общество ты попал?

– Спасибо. Большое спасибо. – Подарок потряс его – не сама книга, но то, что мама знала. Калеб думал, она и внимания не обратила на его провал. Казалось, она живет в своем мире, ничего вокруг не замечает. И вдруг внезапный вопрос или «забавный» подарок обнаруживает: все-то она понимает. На свой лад, разумеется.

– Я видела вчера в «Таймс» статью этого отвратительного человека, – продолжала она.

– Какого человека?

– Критика. Который разгромил твою пьесу.

«Теорию хаоса» мать не смотрела, но отзывы прочла.

– Его статьи чуть ли не каждый день публикуются, мама. Он работает в штате.

Мать громко щелкнула языком и оскалила зубы.

– Я прихожу в ярость при одном виде его имени. Кто дал ему право писать такое? Тоже мне, судья!

– Мама, он критик. Это его работа.

– Откуда ты знаешь – а вдруг он прав, – вмешалась Джесси. – Ты же не видела пьесу.

Молли посмотрела на дочь.

– Я знаю твоего брата. Он не может написать плохую. – Она продолжала присматриваться к Джесси, словно опасаясь подвоха. Покачала сердито головой. – Вы двое – что бы я ни сказала, – все принимаете близко к сердцу. К чему я вспомнила этого человека? А вы-то с чего заступаетесь?

– Я не заступаюсь, – возразила Джесси. – Он – законченный идиот. Но я, по крайней мере, смотрела пьесу.

Мать набрала полную грудь воздуха.

– Джессика. Тебе лишь бы спорить. Переменим тему.

Они принялись за торт. «Клик-клик-клик» – звякали вилки.

Вот в чем проблема, подумал Калеб: у матери нет маски, нет «кожи», отгораживающей от мира.

– Наверное, ждешь не дождешься пятницы, – заговорила мать (опять начинается). – Тогда и будет настоящий праздник, да?

Калеб стиснул зубы.

– Сейчас тоже настоящий праздник, – пробормотал он. Ему бы тоже не мешало нарастить шкуру потолще.

– Много людей соберется?

– Целая куча, – сказала Джесси. – Знаменитости всякие.

– Кто да кто?

– Черри Джоунс. Кэтти Чалфант. Виктор Гарбер. Еще кто, Кэл?

Пустой номер.

– Клэр Уэйд обещала заглянуть.

– Увы, я никого из них не знаю.

– Клэр Уэйд! – возмутилась Джесси. – Кинозвезда! Она играла в пьесе Калеба. Прославилась благодаря «Венере в мехах». Ее имя на всех афишах.