Кристофер Брэм: Жизнь цирковых животных

Он подметил, как резко, недоверчиво дернулся уголок рта у Калеба.

– Ну, я хорош, – устыдился Генри. – Ваша мать только что подстрелила человека, а я рассуждаю об изменениях в своем либидо.

– На здоровье, – ответил Калеб. – Я как раз думал о своей жизни. О Тоби. Ему по возрасту полагается радоваться жизни, а не вздыхать по старому козлу, вроде меня.

– Вроде нас с Вами, – подхватил Генри. – Согласен. Вспомнить, как я зря растратил свою молодость. Лондон семидесятых. На вечеринки я ходил, но не принимал участия – я и там работал. Такой был серьезный. Серьезный, угрюмый юнец. Зажатый. С тех пор я пытаюсь наверстать – поздно! Это здесь?

Они приближались к высокому кирпичному зданию со скругленными углами, которое выдавалось из ряда домов на той стороне улицы.

– Вход там, – ответил Калеб. Ему это место было явно знакомо.

Они прошли мимо служебного въезда для машин «скорой помощи» к приемному покою. На улицу выходило большое матовое окно. Внутри – ряды стульев, как в полицейском участке. От образа больницы – к реальной больнице. Несколько человек дожидались в коридоре, большинство – чернокожие, но попадались и белые, среди них – Тоби.

Тоби не заметил, как они вошли – так увлечен был беседой с другим парнем, тоже белым, красивым на гангстерский лад, с короткой стрижкой. Когда тот встал со стула, Генри узнал его.

– Мистер Льюс. Вы пришли. Хорошо. – Это был Саша, водитель. – Я опоздал на вечеринку. Узнал, что случилось. Приехал сюда. Я нашел Тоби. Мы говорим. – Он с улыбкой оглянулся на нового друга.

– Привет, – сказал Тоби. Он так и остался сидеть, мрачный, торжественный. Его не смутило даже то обстоятельство, что Генри явился вместе с Калебом. – Им сейчас занимаются врачи. Думаю, все будет в порядке, но нас пока не пускают. Его жену пустили, а нас нет.

Саша положил руку Тоби на плечо.

– Вот это парень. Настоящий герой. – Он покрепче сжал плечо юноши. – Большой герой.

Саша явно заинтересовался Тоби. Почему бы и нет? Оба они примерно одного возраста, светловолосые, с розовой кожей, два мускулистых херувимчика, только Саша поплотнее, ручищи у него – с баранью ногу. Как Тоби относится к Саше, пока не поймешь, но дурак будет, если его упустит.

Калеб с неприязнью покосился на русского.

– Это Саша, мой шофер, – представил его Генри. – Калеб Дойл.

– Ваша мать стреляла! – Водитель энергично пожал Калебу руку. – Печальная история. Очень.

Калеб оглянулся на Генри, проверяя, совпадают ли их впечатления? И только тут Генри ощутил легкий укол ревности, словно заноза вонзилась в его гордыню.

– Нужно найти Прагера, – решил Генри и направился к окошечку регистратуры. – Мы пришли навестить Кеннета Прагера.

– Родственники?

– В некотором роде. – Генри улыбнулся самой своей обаятельной улыбкой. – Мы – люди театра, а он – критик. Меня он похвалил, моего друга – обругал. Мы все тесно связаны друг с другом. Как одна семья.

Медсестру это не убедило. Она предложила написать больному записку.

– Или поговорите с его женой. Она как раз вышла.

Вращающаяся дверь пропустила растерянную женщину в мужской ветровке.

– Миссис Прагер? – обратился к ней Генри. – Мы – друзья вашего мужа. Мы хотели бы помочь. Для этого и приехали.

Она с трудом сосредоточила на нем взгляд покрасневших глаз.

– Да? Вы кто? Простите, мне позарез надо покурить. Поговорим на улице, хорошо?

Все вместе они вышли во двор. Гретхен, по-видимому, не узнавала Генри в лицо, и это было кстати. Она зажгла сигарету, наполнила легкие дымом, выдохнула с облегчением.

– Как он? – спросил Калеб. – Мне очень жаль. Честное слово.

– Все в порядке. Напуган до смерти, но опасность миновала. – Удивительно спокойная интонация. – Странно, что этого раньше не произошло. Что такое не случается каждый день. – Она удивленно покачала головой. – В очень уж цивилизованном мире мы живем.

– Да, стоит схватить пулю, и начнешь по-настоящему ценить жизнь, – подхватил Генри.

Женщина кивнула, не вслушиваясь.

– А кто же была эта безумная леди? Обиженная актриса? Отвергнутый драматург?

– Э… нет. Моя мать, – признался Калеб. – Отвергнутый драматург – это я.

Гретхен уставилась на него во все глаза.

– Ваша мать. Ваша мать?! – И она расхохоталась. Перегнувшись пополам, она исторгала из себя твердые, маленькие горошины чистого веселья.

Генри и Калеб в ужасе смотрели на нее, Калеб раскрывал и закрывал рот, будто рыба, выброшенная на берег.