Кристофер Брэм - Жизнь цирковых животных

Когда револьвер выстрелил в первый раз, Молли чуть из собственной кожи не выпрыгнула. Револьвер выстрелил снова, и ад разверзся.

Первый выстрел показался нетренированному уху Кеннета хлопком обычного пистона. Но тут он увидел испуганное лицо Молли – похоже, игрушка ожила и вышла из-под контроля. Она крепко сжимала револьвер обеими руками, как будто он вырывался.

«Игрушка» выстрелила снова, и что-то ужалило Кеннета в правую руку, изнутри, между запястьем и локтем.

Его ранили? Как же так?!

Руку дергало, но не очень сильно – как от укуса насекомого или от сигаретного ожога. И на рукаве он заметил крошечную дырочку, словно в самом деле прожег сигаретой. До сих пор Кеннет не знал боли, хуже зубной. Эта была намного слабее.

Сначала. Но боль разрасталась, яркая белая боль, становилась все белее, все сильнее. Кеннет велел себе быть мужчиной и терпеть молча. Но боль раскалилась добела, и он уже не мог сдержать крик: «Боже, меня застрелили!»

Кто-то засмеялся. Честное слово, какой-то сукин сын смеялся над ним!

А другой крикнул:

– Черт, у него кровь!

Калеб болтался на террасе, дожидаясь возможности поговорить с Джесси и проводить ее в гостиную, как вдруг послышался какой-то странный звук. Лопнул воздушный шарик? Запустили петарду? Он обернулся и увидел, что все гости таращатся на тот диван, где сидела мать. Он прошел в квартиру. Молли, неподвижная, как изваяние, застыла на диване рядом… с Кеннетом Прагером? По фотографиям и телевыступлениям он без труда опознал длинного тощего критика. Как он оказался на моем дне рождения? Прагер крепко сжимал правую руку, из нее текла кровь. А в руках у матери Калеб разглядел черный маленький револьвер.

– МАМА!

Калеб подбежал к ней, опустился на колени и попросил:

– Мама! Отдай мне револьвер. Ну, пожалуйста! Все хорошо. Отдай револьвер. – Только услышав свой голос, он понял, какие именно слова произносит.

Мать посмотрела на него, как будто недоумевая – не сошел ли он с ума, что за детский лепет?

– Вот. Возьми, пожалуйста.

Калеб узнал старый отцовский револьвер, тупорылый, 38-го калибра. Мать протянула ему оружие, из предосторожности опустив дуло.

– Аккуратнее! – вмешалась Джесси (она подошла и стояла у него за спиной). – На нем останутся твои отпечатки!

– И что? За убийство будут судить меня, а не маму? – Впрочем, жертва еще жива. Как распорядиться оружием, Калеб не знал. Так и держал его дулом вниз, поставил на предохранитель, потом вынул барабан и принялся извлекать патроны.

Тоби вихрем ворвался в комнату.

– Боже мой! О, Боже мой! Он ранен! Звоните в 911! Скорее!

– Уже звоню! – рявкнула Джесси, нажимая кнопочки на сотовом телефоне.

– Дайте посмотреть, – потребовал Тоби. – Слушайте, да у вас кровотечение. Чертовски сильное кровотечение. Нужно прилечь. Я проходил «первую помощь». Ложитесь на пол и поднимите руку.

Прагер не стронулся с места. Он молча смотрел на рукав, ставший влажным и черным, потом поднял голову и обвел взглядом присутствующих.

Гости рассеялись по всей комнате, таращились на него, тревожились, недоумевали, и никто не знал, что нужно делать.

Калеб передал Джесси револьвер вместе с пулями и помог Тоби уложить Прагера на пол.

– Это не артерия, мне так кажется, – сказал Тоби. – Турникет делать не понадобится. Достаточно просто прижать сосуд. Нужны полотенца или тряпки.

Слишком самонадеянно он держался, ложная уверенность, переигрывающий актер. Калеба это настораживало. Но, по крайней мере, Тоби владел этой ролью, в отличие от всех остальных, а потому Калеб позволил ему командовать.

– Полотенца в ванной! – крикнул Калеб. – Принесите сюда.

Фрэнк Ирп побежал за полотенцами.

Появился Генри Льюс. Он присел на подлокотник дивана, наклонился, положил Молли руку на плечо.

– Ну-ну, – заговорил он, – ничего, ничего.

Брюки его были вымазаны то ли сажей, то ли черным мелом. Он тоже играл роль в этой сцене, и справлялся с ней как нельзя лучше.

– Уже едут, – возвестила Джесси, захлопывая крышку мобильника. – Послали «скорую помощь» из Сент-Винсента, но копы доберутся сюда первыми. Что же мы им скажем?

Калеб поднял взгляд, посмотрел на Джесси, потом на мать.

Молли сидела очень тихо, словно окаменев, и следила за мужчинами, копошившимися возле ее ног. Руки сцепила на коленях, левой рукой крепко обхватив провинившуюся правую.

Ослепительная вспышка – сработала фотокамера. На том конце комнаты стоял Камерон Дитчли с карманной цифровой фотокамерой в руках.