Виктория Токарева - Дерево на крыше

Лена написала книгу и отнесла ее в издательство.

В издательстве книгу зарегистрировали и сказали, что отдадут рецензентам. Такой порядок. Книги печатали только в случае положительной рецензии, и не одной, а нескольких.

Лена верила и не верила в успех. С одной стороны, кому она нужна? Сейчас все пишут, всеобщая грамотность. А с другой стороны…

Александр вышел из больницы и тут же уехал на съемку.

Вера устремилась следом, чтобы обеспечить правильное питание. После желтухи Александру нельзя было пить. И есть. Так, ерунду протертую. Качество жизни Александра резко упало.

И все-таки фильм был снят.

И состоялась премьера. Коллеги плавились от зависти, но мужественно признавали: «Да. Ты лучше нас». Жизнь удалась, несмотря на инфекционную желтуху.

В Доме кино был дан банкет.

Лене прислали приглашение. Не забыли.

Она явилась во всем блеске красоты и молодости. Новое платье, купленное у спекулянтки, блестело и облегало, как змеиная кожа. Но никто не обратил внимания ни на Лену, ни на ее платье. Народу — двести человек. Столы поставлены буквой «П» с внутренней рассадкой.

Александр и Марго сидели на центральных местах.

Лену посадили на краю и сбоку.

Вера практически не сидела. Она все время куда-то бегала, распоряжалась на кухне, встречала и сажала гостей. Не наряжена и не причесана: волосы назад и в хвостик. Вера привыкла все тянуть на себе. За все отвечать. Она и в праздник не расслаблялась.

Александр и Марго сидели, как почетные гости, — скромные, воспитанные, немножко торжественные. В черно-белом. Королева и принц.

Вера — обслуживающий персонал, девка Палашка.

А Лена — вообще никто. Просто пришла и села. И ее не выгнали. Она, конечно, написала хорошую книгу, но кто это знает…

Напротив Лены сидела пожилая актриса с белыми кудельками на голове. Она незаметно достала из сумки фляжку и перелила в нее бутылку водки. Запаслась впрок. Бедная пьянчужка. Ее тоже позвали на банкет. Не забыли.

Лена сидела среди людей третьего сорта. Персоны-ВИП (особо важные гости) — сидели вокруг Александра.

Лена слушала тосты, ковыряла салат и думала: «А что я здесь забыла?» Дома ее ждут, ревнуют, перемогаются в тоске и тревоге. Есть место на земле, где она самая главная, где она ВИП-персона, королева и солнце в небе.

Лена поднялась и тихо пошла к выходу, не привлекая к себе внимания. Это называется «уйти по-английски».

Остановилась возле лифта. Ресторан располагался на четвертом этаже.

Лифт не шел. Лена отправилась вниз по лестнице, держась за перила. Услышала:

— Лена!

Александр бежал за ней следом.

Лена обернулась. Смотрела молча. Ждала, что он скажет. Но он не знал, что сказать. Спросил:

— Ты уходишь?

Зачем спрашивать? Разве так не видно?

Нужны были какие-то слова, чтобы ее удержать. И он знал эти слова, но за них надо отвечать. Александр не хотел ни за что отвечать. Он предпочитал оставаться свободным, как птица. И при этом хотел, чтобы Лена оставалась при нем и сидела где-то с краешку. Яркий цветочек на ковре жизни.

— Иди, — сказала Лена. — Тебя ждут. Сегодня твой день.

День, конечно, его. Но что ему делать за праздничным столом? Есть нельзя, пить нельзя. А сидеть на трезвую голову — скучно. Он с удовольствием ушел бы следом за Леной. С ней было интересно без водки.

Александр вернулся на место.

Тосты шли один за другим. Как там у Окуджавы: «Собирайтесь же, гости мои, на мое угощенье. Говорите мне прямо в лицо: кем пред вами слыву…»

Александру говорили в лицо возвышенные речи, пели осанну. Александр стеснялся, а Марго верила каждому слову. Внимала. Ей это было просто необходимо — подтверждение жизненного результата. «А иначе зачем на земле этой вечной живу»…

После Пражской весны в стране стали закручивать гайки.

Все живое и талантливое запрещалось. Приходилось крутиться как уж на сковороде. Возникали творцы — диссиденты. Они не хотели приспосабливаться. Предпочитали голодать.

Александра не прельщала участь борца-одиночки. Он жаждал успеха и благополучия. Но и продаваться он тоже не хотел.

— Сделай фильм по Островскому, — неожиданно предложила Марго. — Очень хороший автор, хоть и классик. Сейчас нет таких драматургов.

Александр задумался. Прислушался к себе. В душе разливался покой. В случае точного попадания Александр не ликовал, а успокаивался. Но он не привык работать без партнера. Писать одному — это все равно что одному играть в теннис. Должен быть партнер по другую сторону сетки. Прием — подача.