Виктор Ерофеев - Лабиринт Два - Остается одно - Произвол

А.Белый

Кормят нас превосходно, почти до отвала, кухня — прекрасная.

Старец Зосима

Повсеместно ныне ум человеческий начинает насмешливо не понимать, что истинное обеспечение лица состоит не в личном уединенном его усилии, а в людской общей целостности. Но непременно будет так, что придет срок и сему страшному уединению, и поймут все разом, как неестественно отдалились один от другого. Но до тех пор надо все-таки знамя беречь, и нет-нет, а хоть единично должен человек вдруг пример показать и вывести душу из уединения на подвиг братолюбивого общения, хотя бы даже и в чине юродивого.

Ученые мира

Чтобы привести «я» повествователя в коммуникативный модус, необходимо ему найти такую «маску», которая бы соответствовала общему состоянию культуры. Белый, видимо, под влиянием Достоевского, толковал юродство как специфически русскую провинциальную параллель европейскому рыцарству, воспринятому через фигуру Рыцаря Печального Образа. Истинной для Андрея Белого оказалась не реализация юродства в жизненном пространстве и не художественная тематизация его: закономерной, жизненно необходимой стала для него реализация этой формы поведения в «грамматическом пространстве». Стремясь выявить загадку прозы Белого, мы находим ее своеобразие в сочетании двух плохо сочетаемых элементов. С одной стороны, прозу Белого отличает высокий коэффициент литературности, с другой — вызывающее, подчеркнуто обыгрываемое «небрежение» словом. Не будет преувеличением сказать, что, собственно, все повествование Белого — вне правил хорошего поведения внутри грамматического пространства, вне приличий, вне этикета, почему оно и вызывало возмущение истинных стилистов или хранителей норм родного языка, каким был, например, И.Бунин. Однако подобное «отклоняющееся поведение» еще не составляет исключительной особенности Белого, с ним мы имеем дело и в опытах авангардных поэтов, в частности футуристов. Но от самоуверенных и однотонных в своей напускной самоуверенности эпатаций авангардистов повествователя Белого отличают сложнейшие колебания тона. Ведя себя подчеркнуто дерзко, он в то же время как бы молит о снисхождении, пример чего мы видим в прологе к «Петербургу», написанном в манере отчаянной лебядкинской самокомпрометации и задающем тон «стилистики косноязычия» всему дальнейшему повествованию. Такой интеллектуализированный сородич балаганщика выступает в «Петербурге» в качестве главного манипулятора своих персонажей-марионеток. Если балаганная концепция Блока вполне укладывается в общеевропейскую модель арлекиниады, то построение Белого вырастает из идеи Достоевского, порожденной свойственным православию настороженным отношением к шутовству. Напряжение между полюсами шутовства и юродства составляет основу беспокойства и напряженности повествования в «Петербурге». Поздний Достоевский занимает особенно важное место среди многочисленных источников, на которые опирается роман Белого, подводящий итог «петербургскому» периоду русской культуры. Развивая находки нарративной техники «Бесов», Белый вводит в повествование «Петербурга» в качестве его опорных формообразующих структур и те элементы, которые у Достоевского принадлежат еще персонажам и разведены по полюсам «стилистики шута» и «стилистики юродивого»; благодаря этому возникает специфически русский вариант общеевропейского явления.

А.Белый

Мандельштам мне почему-то исключительно неприятен; и мы стоим на противоположных полюсах (есть в нем, извините, что-то жуликоватое, отчего его ум, начитанность, «культурность» выглядят особенно неприятно); приходится порою бороться за право молчать во время наших тягостных тэт-а-тэтов.

Ученые мира

Это видение усиливается благодаря «дегуманизированному» свойству героев: они не являются ни человеческими существами, ни просто карикатурами; в конечном счете они превращаются в полностью абстрактные геометрические формы. Нам здесь не хватает такого совершенно индивидуального и человеческого характера, как Леопольд Блюм.

А.Белый

Очень понравился мне роман «Время, вперед!» В.Катаева; ему, конечно, далеко до «Энергии», но роман восхищает мастерством иных страниц; и тема социалистического соревнования проведена с большим захватом.

Ученые мира

Попытки Белого отрицать Канта и вернуться к философским идеям допросвещенческой поры, религиозным по своей природе, не могли не быть обречены в эпоху анализа и технологии. Успех же Белого заключается в благородстве его концепции и в достижениях воображения, проявившихся в его символистском романе. Как бы читатель ни относился к тому мировоззрению, которое лежит в основе вдохновения Белого, он должен восхищаться силой веры Белого в природную ценность человеческого духа, так красноречиво выраженную в его романах и теоретических статьях, которые он рассматривал как путь, по которому должно идти человечество, чтобы сохранить фундаментальные человеческие ценности и преуспеть в окончательном освобождении всего того, что есть лучшего в человеческом духе.