Гилад Ацмон: Единственная и неповторимая

«Шта?» — орал я, — Совсем спятил? Мы говорим о музыкальном гении, о Моцарте баяна, Бетховене мазурок, Моцареле клейзмерской музыки. Как ты смеешь пачкать его в своем вонючем кибуцном курятнике?»

И только наоравшись вволю, я заметил, что тощий плачет, как младенец, так я спросил его: «Чего ты плачешь, товарищ Тощий?»

Так он сказал, что ему грустно.

Так я спросил его: «Отчего тебе грустно, товарищ Тощий?»

Так он сказал, что ему грустно, потому что он предвидит скорый крах мечты о коммунистическом хозяйстве, основанном на принципах всеобщего равенства.

Зри в корень, этот тупой товарищ Тощий еще тогда в пятьдесят дремучем году понял, что было что-то гнилое в социалистических идеалах и революционном обществе. Бедный товарищ Тощий никак не мог успокоиться, так я подошел и обнял его и стал петь известную колыбельную восточных евреев, которую мне пела мама, когда мне было грустно.

Через три минуты он уже сопел и храпел как турецкий локомотив, улыбка глупса расплылась на его тощем лице. Я осторожно уложил его на тюки с чистым бельем. Я уже выходил и тут прямо перед дверью, слева, заметил большой серый мешок с синей надписью: «Для грязного белья кибуцниц».

Bay , мозги у меня закипели, а зубы принялись отплясывать румбу. Понял, куда я клоню? Это меня окончательно… как бы это сказать… Понял, куда я клоню? Я был чертовски любопытен. Чуток приоткрыв дверь, убедился, что снаружи никого не было. Проверив, что все чисто, я закрыл дверь и запер на ключ. Товарищ Тощий храпел, как дохлый верблюд. Я просто плавился от любопытства—наконец увидеть, что носят кибуцные девчонки под своей глупсовой синей спецовкой. Признаюсь, я просто с ума схожу от запаха женских секреций! Это лучшие духи на этом дурацком свете, даже лучше чем хаминадос , которые ты мне принес с утра.

Не поверишь, только я стал балдеть по-настоящему, только добрался до миленьких кокетливых трусиков, тут, как гром среди ясного неба, просыпается эта сука товарищ Тощий и начинает орать как псих недорезанный. Он орал так громко, как будто всерьез думал поставить меня впросак или накликать серьезные проблемы на мою голову. Я сразу сказал ему, что положу все трусы обратно в мешок, сейчас же сяду в машину и уеду в Тель-Авив, и он никогда меня больше не увидит, так что можно считать, что ничего не случилось. Но он ничего не хотел слышать. Он стал мне угрожать, что всем расскажет, чем я занимался. Он сказал, что так этого не оставит, а пойдет в полицию, в газеты, в Партию. Только когда я понял, что он не оставил мне иной возможности, я зашел ему за спину и зажал в тисках мощного полунельсона. Я спросил его, собирается он заткнуться или как. Он таки отказался, а я таки сломал ему шею. Сложил его тело в мешок для грязного белья товарок. Положил мешок в багажник и покинул кибуц, по дороге на Юг в. сторону веселого Тель-Авива.

Берд: Стоп-стоп. Вы что, хотите сказать, что так вот от него избавились? Абсолютно хладнокровно? Я не уверен, что правильно вас понял.

Аврум: Почему ты говоришь «хладнокровно»? Посмотри на меня, или я похож на убийцу? Или я какой-то уголовник? Я сломал ему шею в очень специфических обстоятельствах, когда он стал поперек дороги соображениям государственной безопасности и глобальным интересам еврейского народа. И вообще ты говоришь, как все леваки и ашкенацики . [15] С подчеркнуто внятным «ц» вместо «з», ругательство, используемое сефардскими евреями (выходцами из стран Востока) в споре с евреями-выходцами из Восточной Европы (ашкеназийские евреи). Это выражение отражает многолетнюю эксплуатацию и дискриминацию восточных евреев в Израиле . Прим. автора. Вы всегда обобщаете и сводите до дурацких ходульных определений: «убийца», «резня», «военные преступления», «свобода слова», «политкорректность» и Бог знает, что еще… Уймись, ты, жопа, сиди смирно и расслабься. Я делал то, что делал, только для того, чтобы такие тухлые вонючие гуявы, как ты, могли спокойно расти в мире!

И я скажу тебе еще что-то: если уж ты проделал весь этот путь и теперь сидишь в моей камере, задавай свои вопросы и даже не думай встревать со своими тупыми замечаниями в историю моей жизни. Мне на тебя насрать, претенциозный пацифист-придурок!

Ну так вот: по дороге в Тель-Авив я свернул в одну из фруктовых рощ в районе Нетании. Остановил машину и нашел прелестное местечко. Вырыл небольшую ямку—он был такой тощий, что больше и не понадобилось. Там я его и оставил. Вот и все. И больше нету товарища Тощего!