Оксана Робски - Эта-Тета

В «Барвиха Лаюпери» мы купили красный автомобиль. Мы принесли деньги в портфеле, и продавец долго их пересчитывал на счётной машинке.

— Кстати, скоро придёт новый кабриолет, — сказал он нам, улыбаясь.

— Возьмём, — сказал Млей. — А где тут можно купить яхту?

Я выронил документы из рук.

— Через дорогу и чуть-чуть вправо, — бодро ответил продавец.

Млей кивнул.

Мы забрали машину прямо без номеров.

— Не беспокойтесь, — сказал продавец, — она такая единственная в городе. Если вас и остановят, то только из любопытства.

— Довольно примитивное управление, — сказал я, переключая скорости.

— Я бы забрал её с собой домой, — сказал Млей.

— Больше ты бы ничего не забрал? — поинтересовался я.

— Больше ничего, — вздохнул Млей. — Разве что борщ и шоколадные кексы. Ты пробовал?

— Нет. — Я отвернулся к окну. Я всё ещё был недоволен тем, что Млей украл у меня капсулы. Но теперь я по крайней мере понимал его — нам действительно нужно было прославиться, чтобы выполнить свою миссию на Земле. Можно, конечно, стать певцом, а не бизнесменом…

— А если стать певцом? — спросил я. — Как Тимати?

— Я уже думал, — ответил Млей, сворачивая к нашей гостинице, — но это слишком большой энергетический расход — держать под гипнозом целые стадионы фанатов. Не говоря уже о миллионах телезрителей. Мы не сможем.

— Жаль, — сказал я и сделал рукой несколько рэперских движений.

— Эй, чувак! — подхватил Млей. — Делай как я!

— Мы прилетели с другой планеты, — начал я читать рэп.

— Мы научились здесь жрать конфеты! — продолжил Млей, отбивая ритм рукой.

— Давай скорей размножаться с тобой! — пропел я.

— Я — твой герой! Я твой герой! Последнюю строчку мы повторили хором два раза.

Любочка рыдала в кабинете Млея.

— Откуда ты знал?! — повторяла она сквозь слёзы.

у Любочки диагностировали неизлечимую болезнь.

Она сидела на полу в своём безупречном белом брючном костюме и рыдала так некрасиво, как только может рыдать человек, узнавший о том, что скоро умрёт.

— Я чувствовал, — тихо сказал Млей.

Любочка почему-то всегда верила в земную справедливость; она работала с утра до вечера и добилась в жизни особого положения; она не покладая рук ухаживала за собой: массировала тело, питала лицо — и просто отлично выглядит, так почему же именно сейчас, когда, возможно, она впервые в жизни влюбилась, именно сейчас она должна умереть!

— Как это «чувствовал»? — Она подняла на него свои заплаканные несчастные глаза.

Млей хотел ей всё рассказать, он уже заготовил первую фразу: «Любочка. Я — инопланетянин», — но не стал. Он сел рядом с ней на пол и крепко прижал её к себе.

— Я умру? — спросила Любочка сквозь слёзы.

Млей кивнул

— Я не хочу! Я не хочу умирать! — Она пыталась прижаться к нему всем телом, ей казалось, что она может спрятаться, укрыться в его объятиях — надёжно, от всех, и прожить вот так, тихонечко, без всяких беспокойств и без внешней мишуры. Ей бы так этого хотелось!

— Спаси меня! — попросила она. Млей молчал.

И она снова впилась в него своими бездонными, как горе, глазами.

— Ты любишь меня? Ведь правда, любишь? — прошептала она, и Млей понял, что второй смертный приговор она бы уже не выдержала.

— Люблю, — сказал Млей. И поцеловал ее в мокрый от слез нос.

И Любочка заплакала ещё горше, потому что теперь она теряла на Земле не только свою жизнь, но и свою любовь.

— Хочешь, я тебя на машине покатаю? — спросил Млей.

— Нет. Посиди просто со мной, — попросила она.

— Хочешь чаю?

— Я не хочу чай, разве ты не понимаешь?! — Она говорила так тихо, что если бы на месте Млея был обычный человек, он бы её не услышал.

— Ты придёшь ко мне на похороны? — Её лицо было таким мокрым, что слёзы уже не катились по нему, а, смешиваясь друг с дружкой, образовывали небольшие печальные озёра — в ложбинке на шее, на полу, на руке Млея.

— А как ты хочешь? — спросил Млей.

Она помолчала, а потом ещё крепче обняла его за шею.

— Приходи. Обязательно.

— Приду. И знаешь что?

— Что? — Она посмотрела на него с такой надеждой, что Млей отвёл глаза.

— Умирать не больно, — сказал он. Она кивнула. С благодарностью.

— Я тебе расскажу, а ты мне верь. Хорошо?

— Хорошо. — Она снова всхлипнула.

— Ты не умрёшь. Никогда. Просто это будет жизнь в другом качестве. Проблема в том, что люди, попадающие на нижние подпланы, чаще всего думают, по инерции земной жизни, — о плохом. О меркантильном, эгоистичном. И все эти мысли мгновенно обретают мускульную плоть. Никакого ада в тонких мирах не существует. Каждый умерший самостоятельно, своими помыслами строит себе отдельный ад или рай. Главный чёрт всегда и во всём — сам человек. Вот почему вам важно научиться на этом свете всегда думать только о светлом, радостном, хорошем. Понимаешь?